Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера. Питер Акройд
и широтой чувства, уважением к традиции и разносторонней изобретательностью. Перевод «Кентерберийских рассказов» на современный английский – это еще один способ доказать ведущую роль и бессмертие этой поэмы. Она способна рождаться вновь в каждом новом поколении.
Замечания к тексту
Законов перевода не существует. Нет и безусловных правил. За много веков предложено немало различных теорий перевода, но они имеют лишь ограниченную ценность. Кто может заранее решить, как именно следует перевести то или иное слово, как лучше всего передать смысл той или иной фразы? Если говорить о «Кентерберийских рассказах», то можно было бы последовать примеру Джона Драйдена, чей изобретательный и цветистый перевод «Рассказа Рыцаря» превратил эту поэму в настоящий конспект всего героического эпоса конца XVII века, выполненный рифмованными двустишиями. Его вольный перевод был одним из лучших. Или, напротив, можно было бы взять за образец более строгий и верный оригиналу полный перевод «Кентерберийских рассказов» Невилла Когилла; он был впервые опубликован в 1951 году и с тех пор остается лучшим стихотворным переводом этой поэмы на современный английский язык.
Но я предпочел пойти собственным путем. Ведь перевод способен стать формой раскрепощения – выпуская старинное сочинение на волю, в современный мир, можно вдохнуть в него новую жизнь. В течение веков «Кентерберийские рассказы» многократно по-разному толковались, да и переписывали их заново. Это пробный камень для всей английской словесности, а значит, к ним можно возвращаться и заново определять их место, по мере того как изменяются обстоятельства и культурные нормы. Поэтому я счел, что лучше всего справлюсь со своей задачей, если последую примеру самого Чосера, чей перевод части «Романа о Розе» (это лишь один из многочисленных примеров) оставался верен духу, пусть и не всегда букве, великого подлинника. По-видимому, он руководствовался в своей работе принципом вдохновенной импровизации, почитая единственным мерилом правды лишь собственный здравый смысл. Порой он близко следует оригиналу, а иной раз предлагает собственное, более ловкое, толкование, чтобы избежать нескладности в сомнительных местах. Он также вставляет кое-где замечания «в сторону» и комичные ремарки, желая таким образом приблизить читателя к жизненной сути французской поэмы. Он наделил «Роман о Розе» всей силой образного строя XIV века.
Разумеется, я писал прозу, а не стихи. Это обескураживающая, но вместе с тем и необходимая уступка современному миру, не терпящему длинных поэм. Однако переход от поэзии к прозе не столь уж пагубен. Ведь и прозаическим текстом можно передать некоторые черты, свойственные поэзии; можно и косвенно, даже почти подсознательно, вторить благозвучию и гармонии чосеровского стиха. Так, например, Аббатиса, прежде чем начать свой рассказ для пилигримов, просит божественной помощи:
My konnyng is so wayk, O blistful Queene,
For to declare thy grete worthynesse
That I ne may the weighte nat susteene;
But as a child of twelf month oold, or lesse,
That kan unnethes any word expresse,
Right so fare I, and therefore I yow preye,
Gydeth