Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть I. Сергей Горошкевич
понятий…
Смешалось все, как в доме
Облонских: даже
Погуще, повесомей…
Для камуфляжа
Тут что ль во всей красе
Не дом, а цирк,
Где производят все
Кувырк?
Однако постепенно все более или менее «устаканилось». Орешек знанья, действительно, тверд, но стремление к познанию всего сущего
неистребимо в человеке, ибо человеком его сделал Разум:
В.Ф.Ноздрев (1913–1995)
Моим дерзаньям нет предела,
Я не могу сидеть без дела.
Был человек четвероногий,
И беззащитный, и убогий,
Явился я – и стал он прям,
И дерзновенен и упрям.
Эмили Дикинсон (1830–1886) США (пер. В.Н.Марковой)
Наш Мозг – пространнее Небес.
Вложите – купол в купол —
И мозг вместит весь небосвод
Свободно – с Вами вкупе.
Наш Мозг – глубиннее Морей.
Пучину лей в пучину —
И он поглотит океан —
Как губка – пьет кувшин.
Безусловно, наиболее сложным объектом познания для человека является сам человек. Суть его настолько неуловима и противоречива, что у многих, в том числе и у поэтов, просто опускаются руки:
Б.А.Слуцкий (1919–1986)
И положительный герой,
И отрицательный подлец —
Раздуй обоих их горой —
Мне надоели наконец. /…/
Зверь это зверь. Дверь это дверь.
Длину и ширину измерь,
Потом хоть десять раз проверь
И все равно: дверь – это дверь.
А – человек?
Хоть мерь, хоть весь,
Хоть сто анкет с него пиши,
Казалось, здесь он.
Нет, не здесь.
Был здесь и нету ни души.
Разочаровавшись в возможности познать человека, некоторые бросают это «темное дело», переходят на живую или неживую природу. Я представляю встречный поток: тех, кто идет от природы к человеку. Уверен, что человек вообще и его половое поведение в частности как объекты познания принципиально не отличаются от всего остального. А что касается сложности предмета, то, как говорится, по Сеньке и шапка. Поэтому мне ничего не остается, как вместе с поэтом сказать господам агностикам следующее:
С.Я.Надсон 1883 (1862–1887)
Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней,
Сын раздумья, тревог и сомнений;
Я не знаю в груди беззаветных страстей,
Безотчетных и смутных волнений.
Как хирург, доверяющий только ножу,
Я лишь мысли одной доверяю, —
Я с вопросом и к самой любви подхожу
И пытливо ее разлагаю!..
Вернемся к стихам. Обычно те, кто «работает» с ними (критики, интерпретаторы, исследователи) ставят своей целью проникнуть в «творческую мастерскую» поэта, постигнуть «механизм» рождения стихов. В истории филологии известны случаи, когда один-единственный сонет служил поводом для написания довольно толстой книги. Большинство поэтов скептически относятся к попыткам исследования их творчества:
Уильям