Записки. 1917–1955. Эммануил Беннигсен
комитетов, на котором особенно настаивали кадеты, противопоставляя его повышению цен и видевшие в нем панацею против всех продовольственных неурядиц. Во всяком случае, однако, в первых заседаниях и комиссий и Думы ничего нового предложено не было. В это время оригинальное предложение сделал Батолин, бравшийся поставить Министерству земледелия 300 миллионов пудов в Волжском районе, если только ему будет дана большая свобода работы в этом районе. Его рекомендовал Риттиху Маклаков, и с ним велись переговоры, но скептическое отношение к нему другого хлебника, Башкирова, считавшего возможным поручить Батолину сделать опыт, заготовив не более 15 миллионов пудов, прервал дальнейшие переговоры.
В тот же день, как и обычно, был я в заседании Кр. Креста. Разговорился я с Ординым о Голицыне, с которого разговор перешел на Государыню, проведшую его в премьеры. Рассказал он мне, что незадолго до того одна из близких Государыне дам (кажется, Нарышкина) попыталась повлиять на нее и убедить ее не вмешиваться в церковные дела, причем упомянула, что Государыня не родилась в православии и потому недостаточно его понимает, на что получила от нее ответ: «Да – это верно, что я родилась лютеранкой, но зато я дважды миропомазана, и поэтому лучше понимаю дух православия, чем вы все». Конечно, после этого разговор прекратился.
19-го февраля умер один из достойнейших членов 3-й и 4-й Дум М.М. Алексеенко, рядом с которым я просидел все 10 лет, что мы были с ним членами Думы. В начале своей карьеры ученый, профессор финансового права, он был затем попечителем учебного округа, а затем занимался частными своими делами, значительно увеличив за это время свое наследственное, уже немалое состояние. Вступив в Думу в возрасте уже почти преклонном, Алексеенко подавал здесь всем пример, как надо работать. Эта добросовестность его, в связи с его умом и познаниями, а также его тактичность и уменье держать себя с достоинством сделали то, что раз выбранный председателем бюджетной комиссии при самом начале работы 3-й Думы, он уже бессменно оставался им, переизбираясь почти всегда единогласно. Это был единственный член этих двух дум, пользовавшийся тогда и у всех членов правительства непререкаемым авторитетом: если Алексеенко был за или против известного проекта, то почти наверно и вся Дума была того же мнения. Вполне понятно, что при таком положении Алексеенко в Думе, ему охотно прощался один его недостаток, а именно крайняя его обидчивость. Достаточно было Бюджетной комиссии не согласиться хотя бы в мелочи с его мнением, как Алексеенко слагал с себя обязанности ее председателя. Приходилось каждый раз вести с ним переговоры, убеждать его в несущественности разногласия и упрашивать его взять свой отказ обратно, что всегда и удавалось.
В частных отношениях Алексеенко был удивительно милым человеком. За 10 лет нашего соседства по месту в Думе я не помню, чтобы его недовольство или раздражение по поводу дела переносилось и на третьих лиц. Кроме того, большая общественная работа,