В омуте рассудка. Анна Яковлева
муки улягутся в строки,
Словно в тихие, сильные руки,
Что сжимают замёрзшие плечи,
Что дрожат в ожиданье разлуки,
Что бывают со мной так жестоки…
…Нет, от этого время не лечит…
Хоста
Хочется стать…
Струящейся, как воды Хосты,
Быть невеликого роста
И крепко стоять на земле каменистой,
Стать вечнозеленой и мшистой,
Ветвящейся, крепкой, ползучей,
Чуть острой, немного колючей,
Цветущей неярко, неспешно,
Немного дождливой и снежной,
Подснежником стать, цикламеном
В запущенном, тающем времени…
Послушай
Послушай —
тень скользнула по стене
и в зеркале не отразилась.
Послушай —
шорох недовольный
книг непрочитанных.
Ты слышишь? —
Дыхание растений спящих,
от зимы уставших…
И в этом шуме бесконечном —
почувствуй неба лёгкий дым,
в котором ты – навечно
услышан, видим и любим.
Драматические этюды
– Странно все это, Карамазов, такое горе, и вдруг какие-то блины, как это всё неестественно по нашей религии!
Я ем блины – какая чушь!
Как можно есть, когда вокруг – такое?
Не раненою ланью к водопою —
Скотом к поилке медленно тащусь…
Я ем, но хлеб свой не благословляю,
Мне Бог давно уж ничего не шлёт.
Я сам из тех, кто просто молча жрёт,
Блаженно после трапезы икая…
Все кончено. Лель предпочел Купаву,
А Князь – Аглаю. Я же – в стороне.
На королеву снова нет управы.
Снегурочка – растает по весне.
Стрекоза
Поймал, как стрекозу, и оборвал мне крылья.
Дурак! Мальчишка! Вот бы наказать…
И я ползу, рождённая летать,
Терзаясь от сознания бессилья,
В тоске, что неба больше не видать…
…А ты – смеёшься, глупый и счастливый.
Затмение
Объятья разомкнуть, и руки опустить,
И в след смотреть, мучительно и долго…
Да что с того? У всех своя дорога.
Ведь это просто – взять и отпустить…
А для меня – нет ничего сложней,
Но я бегу, бросая в пыль надежду,
Как старую потёртую одежду —
Пусть носят те, кому она нужней.
Сложить оружие в неясно чьей войне
И в белый флаг укутаться, как в саван.
…Пусть будут счастливы все, кто не с нами,
Благословенны те – кто на коне…
Забыться сковородкой на плите…
Как шумно с крана капает вода!
В стихах, что я рисую на листе,
Есть горький привкус слова «навсегда».
Опять сомну, порву последний лист,
Ища ответ в распахнутом окне.
А зеркало – последний эгоист —
Мне