Андрогин. Владимир Ешкилев
любят люди этой твоей тьмы. А еще больше они не любят усложнять. Ночь ведь не советует массам. Ночь советует только избранным.
– А может, люди просто боятся истины?
– Ну, коллега, это же всем известный и, по большому счету, уже неинтересный факт. – Профессор исправно наполнил стаканы. – Ежу понятно, что истина – весьма неудобная девочка. Как утверждали премудрые дидаскалы[6] во времена Григория Саввича: истина еси суть, стражденно высуполнена. А народным массам нужны простые и понятные лозунги. Позитивные и светлые, как герои телевизионных сериалов. Люди, они такие… Если заметят в тебе тьму, то за три секунды разорвут тебя на куски. На мелкие такие кусочки. Ради своего же собственного покоя и разорвут. Законы стаи они и в Африке – законы стаи.
– Но ведь можно попробовать их обойти.
– Попробовать всегда можно, – Гречик зачем-то надел, потом снял очки, положил их на стол и начал пальцами массировать подглазные отеки. – Только обходить придется самой дальней тропой и в бронежилете, ага… Научные степени и должности тебя, как я понял, не интересуют?
– Интересуют, почему бы и нет. А у вас, профессор, есть предложения?
– Не было б у меня предложений, я бы тебя в Киев не звал. Есть к тебе одно интересное предложение. Я бы даже так сказал: качественное предложение. Но об этом, уважаемый коллега, долгий разговор выйдет… То есть не выйдет, а получится. Тьфу! Господи, уже и заговариваться стал.
– Мы ведь никуда не торопимся?
– Мы никуда не торопимся, ты прав. Мы даже не спешим. Однако, Павел Петрович, дорогой мой, для важного и долгого разговора мы с тобой уже слишком… уставшие.
– Как скажете, Геннадий Романович.
– Так и скажу. Есть такие процессы, коллега, в которых стоит участвовать исключительно на трезвую голову.
Гречик тяжело вздохнул и снова нацепил очки. Они немедленно съехали на кончик носа.
– Сковорода, – сказал он, – был исповедником древней традиции. Исповедником осознающим и посвященным. И для специалистов этот факт не тайна. А для широкой нашей общественности пусть он остается блаженным дударем и народным философом… Может, и надо так. Чтобы не вводить в искушение малых мира сего.
– Чем?
– Тьмой, с которой ты советоваться собрался.
– Он был масоном? – взял быка за рога Вигилярный, которому надоели скользкие метафоры и недомолвки.
– Не угадал, – улыбнулся Гречик. – Он был их отцом.
– Чьим отцом?
– Отцом масонов, коллега. Истинным духовным отцом украинских «детей вдовы»[7]. Как ты там говорил: «большой потенциал прошлого»?
Среди трактиров-гербергов, чьи грибоподобные крыши торчали на Краковском шляху, заезжий двор «Под кляштором» считался едва ли не самым чистым и дорогим. В пансион здесь входили услуги небольшого отряда стражников, при необходимости проверявших глейты[8], отгонявших злодеев и усмирявших слишком шумных постояльцев. Поэтому в здешнем пивном зале не гремели
Масоны называют «вдовой» свою организацию, которая считается «осиротевшей» после гибели легендарного Мастера Хирама, строителя Соломонова храма.