Дерни смерть за саван. Александр Руж
вскрикнула и вытянула дрожащий палец.
– Вот оно! Видите? Я же говорила…
Желтая клякса ширилась, покуда не расползлась на полстены. Анита и Максимов завороженно следили за ней. Внезапно на одуванчиковом фоне само собой написалось черными рваными буквами слово Muerte.
– Смерть, – прошептала Анита.
Слово растаяло, и на его месте нарисовалась человеческая голова. Одна, без тела. Круглое лицо с загнутыми кверху усиками стало гримасничать, строя мины одна другой жутче. От такого представления Аниту взяла оторопь, но она все же сохранила достаточно самообладания, чтобы признать в бестелесном призраке покойного мужа Кончиты.
– Это Хорхе!
– Какого лешего? – взревел Максимов. – Где он прячется?
– Нигде. Он умер… – И Анита в двух словах, не отрывая глаз от паясничающей физиономии на стене, поведала о том, что вычитала в газете.
Вероника закрыла глаза руками и завыла, вторя тому, кто издавал похожие звуки на улице. А с головы Хорхе вдруг начала лохмотьями сползать кожа и сползала до тех пор, пока не обнажился череп. Он оскалил зубы, сверкнул красными бликами, вспыхнувшими в черноте пустых глазниц, и растворился. Вслед за тем медленно погасло желтое пятно. Жуткие звуки стихли, только продолжала тянуть свою пронзительную ноту Вероника. Анита отвесила ей несильную затрещину, и служанка заткнулась.
– Все, – объявила Анита. – Спектакль окончен, зрители могут расходиться.
– Да уж… – Максимов обалдело потер лоб рукоятью револьвера. – Что это было?
– Завтра узнаем.
Вероника ни в какую не желала уединяться, поэтому ее взяли с собой, в гостевую спальню, и уложили на полу, на соломенном тюфяке. Впрочем, о принадлежностях для сна можно было не беспокоиться, ибо до рассвета никто из троих не сомкнул глаз. Максимов лежал с засунутой под подушку рукой, из которой не выпускал револьвера. Анита как будто закаменела и скороговоркой твердила про себя: «Нечистой силы не бывает, нечистой силы не бывает… Все это – розыгрыш, и завтра мы обязательно узнаем, кто над нами подшутил».
Едва позднее зимнее солнце показалось над горизонтом, все встали с таким облегчением, точно восход избавил их от тяжкой физической работы. Анита отказалась от завтрака и сразу же засобиралась на улицу – пройтись по соседям, как и намечала с вечера. Выстиранное Вероникой платье еще не просохло, одежда в чемоданах помялась и требовала проглаживания, а терять время не хотелось. Поэтому Анита поступила проще – надела то, что висело в гардеробе Кончиты.
С утра дул прохладный ветер, поэтому она выбрала из скромной коллекции сестриных костюмов теплую кофту с оборкой-баской, напоминавшую русскую кацавейку, и надела ее поверх нижней рубашки. Прибавила мягко облегавшую стан и расклешенную книзу юбку, закрытые туфли на низком каблуке. Яркий финальный штрих – вколотый в прическу высокий гребень, именуемый в Испании пейнетой. Анита посмотрелась в зеркало и не без удовлетворения отметила, что выглядит как самая что ни на есть коренная жительница Пиренеев. В таком виде она могла ходить