Долгая дорога домой. Сару Брайерли
которую перекинулся колоссальных размеров мост, темнеющий на фоне серого неба. Я отчетливо помню, как у меня дух захватило. Правда, из окон поездов мне уже доводилось видеть мосты больше того единственного, что был в нашем городе, переброшенного через речушку, у которой мы играли с братьями. Здесь же между вытянувшихся вдоль берега прилавков я видел широкую гладь воды, запруженную лодками. Мост возвышался над нею, на пешеходной части было не протолкнуться от людей, а по дороге медленно, но шумно двигался поток велосипедов, мотоциклов, легковушек и грузовиков. Невероятное зрелище для деревенского мальчишки. Сколько же там людей? Это самое большое строение в мире? Открыв для себя город за стенами станции, я растерялся еще больше.
Какое-то время я остолбенело таращился на мост, но хоть и чувствовал себя невидимкой, начал беспокоиться о том, что могу привлечь внимание людей вроде тех, от кого только что сбежал, а может, и тех же самых – они могли погнаться за мной. Эти размышления придали мне храбрости, чтобы пройти вдоль торговых рядов и между каких-то строений побольше прямо к берегу. Заросшие травой крутые склоны утопали в тени пышных древесных крон. У кромки воды берег становился илистым, и там яблоку было негде упасть от людей. Кто-то купался, кто-то сидел у небольших костров, женщины мыли на мелководье котелки и кастрюли, из длинных лодок с невысокими бортами носильщики перетаскивали вверх по склону товары.
Дома я был очень любопытным ребенком: как только меня стали отпускать из дома одного, я никогда на одном месте не засиживался. Всегда интересно было узнать, что там, за следующим углом. Потому я и стал так охотно подражать образу жизни братьев – легких на подъем, независимых, – и потому в тот вечер ушел с Гудду из дома. Но на многолюдном вокзале этого пугающе огромного города это стремление притупилось – я хотел поскорее на знакомые улицы родного городка. Так что далеко уходить от исследованного уже вокзала передумал. Я разрывался между желанием вернуться на вокзал и прилегающие к нему тесные пугающие улицы и отправиться к неизведанному, но открытому пространству у речного берега. Город тянулся во все стороны, насколько хватало глаз. Я был совсем без сил от приключений этого дня, недоедания и недосыпа, так что отошел с дороги, чтобы не путаться у людей под ногами, а что делать дальше, не представлял. Я потерся у торговых лавочек, высматривая, не угостит ли кто чем-нибудь, но оттуда меня быстро шуганули.
Так что я немного побродил вдоль берега и наткнулся на спящих людей, напоминающих дервишей. Дома у нас тоже такие были. Они не были похожи на нашего Бабу из мечети: как и многие мужчины в наших краях, Баба носил белый сальвар-камиз – длинную рубаху и штаны. У этих же были бороды и шафраново-оранжевые одежды, некоторые имели устрашающий вид из-за оборачивающих голову прядей длинных грязных волос и красно-белой краски на лицах[1]. От жизни на улице вид у них был такой же неряшливый, как у меня. От взрослых я старался держаться подальше, но ведь никто плохой не найдет меня здесь, среди святых людей? Я прилег рядом с ними, свернулся
По всей видимости, Сару встретил индуистских монахов-садху.