Жизнь Бальзака. Грэм Робб
– значит терять все признаки индивидуальности, жить жизнью другого». Учитывая обстоятельства, замечание довольно странное. Если бы мадам де Берни прочла недавний перевод «Мельмота-скитальца», она бы, может быть, заметила любопытное сходство в нескольких местах… Еще одним средством, позволившим Бальзаку сочетать ухаживание с написанием романов, послужил обычай вкладывать слова в уста любимой: «Моя Богиня! Уверяю вас, будь я красивой сорокапятилетней женщиной, я вел бы себя по-другому, уверяю вас. Вначале я попробовал бы разгадать характер мужчины, который меня обожествляет». Результатом такой пробы, естественно, стала бы любовь, и он продолжал, чтобы избавить ее от необходимости самой делать выводы: «Я бы поддался любви и попытался заново открыть в этом чувстве радости юности, ее невинные иллюзии, ее наивность и все ее чарующие привилегии». И все же она не сдавалась. Бальзак воззвал к ее логике. Если ее принципы «философские», ей следует понять, что жизнью можно наслаждаться во всей полноте, не боясь проклятия; если она христианка, ей следует сказать себе: «Причинять кому-либо боль – преступление, преступление, которое я совершаю… Разве моя вина, если общество построено на неестественном фундаменте?» «Есть способ, – вот как ей полагалось думать, – никому не причинять боли». Бальзак все нетерпеливее жаждет ее. К апрелю 1822 г. он прибег к откровенным мольбам. Вскоре любовь довела его до грани отчаяния: «Мне нужно сердце, в которое я мог бы излить избыток чувствительности, поделиться пламенем, которое скоро совсем поглотит меня. Можно ли достичь близости, не связывая себя безвозвратными узами?» Он соблазнял свою избранницу, помимо всего прочего, предложением присматривать за ее детьми и быть их советником, ибо, как он указал с очаровательной наивностью, словно напоминая о том, как мало ей предстоит потерять, «некоторые отцы, в силу возраста или характера, плохо приспособлены к такой задаче».
Благодаря долгому сопротивлению мадам де Берни у нас появилась возможность изучить письма Бальзака и многое узнать о нем самом. Во-первых, тогда на него впервые подействовала разрушительная сила сексуальной фрустрации. Потом фрустрация красной нитью пройдет по всем его письмам к Эвелине Ганской, которая находилась на Украине, за много сотен миль от Парижа – города разврата. Бальзак уверяет, что неудовлетворенное плотское желание «замораживает» его и он становится «невменяемым». Неудовлетворенная страсть – одно из препятствий, которое способно было преградить путь его творческой энергии. Кроме того, неудовлетворенное желание – одна из важнейших тем его трудов – творческий инстинкт, который зовет более чем к одному исходу. Бальзаку не нужна была психолингвистика, он и так понимал, что желание творить и желание воспроизводить себя связаны не только в переносном смысле.
Вторая особенность Бальзака, наверняка связанная с первой, хотя редко упоминаемая в связи с ним, – его робость. Как обнаружила сама г-жа де Берни, высокомерно порицая мать