Сексоколики. Карма Стоя
в животе живого человека…
– А универ? А фигура? Я стану толсто-ой! – крупные слезы катились у Мары по лицу.
– Универ пока отложишь на год-два. Устроишься на завод к отцу, будешь декретные получать. Пусть отец поспособствует, зря он там что ли директором пашет. И толстой ты не станешь! У тебя генетика хорошая. Мама твоя вон какая стройняшка!
– Мама! – подскочила Мара, как ужаленная – Он же к маме побежал. Он… на нее подумал! Все, я домой. Если не отвечу на контрольное "Споки ночи!", значит я убита.
– Да твой отец и мухи не обидит! – вставая с пола, возразила Дарина и подумала с горечью: "Не то, что мой…", но озвучивать мысль не стала. Как отец, ей всегда нравился Петр Давыдыч. Добродушный и улыбчивый, с большими круглыми и немного грустными глазами, он напоминал сенбернара, которого все время хочется обнимать, тискать и трепать за щеки. Разве что, в отличие от сенбернара, Петр Давыдыч был лысый, но лысина даже прибавляла ему шарма.
– Ты его в ярости не видела! – Мара подтолкнула Дарину к выходу.
На прощание подруги крепко обнялись.
– Держись там! Я с тобой – Дарина показала Маре поднятый вверх сжатый кулачок. – Если получится, все-таки отпишись, как и что.
Дома у Мары билась посуда и слышались крики возмущенной Алены Сергеевны.
– Да как ты мог подумать, что это я?! Пошел вон! Убирайся к той шлендре, которая от тебя залетела! Ненавижу! – очередная тарелка разбилась в нескольких сантиметрах от головы Петра Давыдыча, когда в кухню вошла Мара.
– А на кого мне еще думать?! Какая еще шлендра? – словесно отбивался Петр Давыдыч, стоя у кухонной стены и вертя в руках положительный тест на беременность. Оба родителя резко повернулись в сторону Мары и замолчали.
– Мара! – ахнула Алена Сергеевна. – Это ты?
Петр Давыдыч сперва в ужасе подумал, не тронулась ли жена умом, раз не узнает собственную дочь. Когда же до него дошло, что именно Алена Сергеевна имела ввиду, он положил тест на кухонный стол и инстинктивно потянулся к ремню на брюках. Мара с детства знала этот жест, и то, что отец лишь попугает ремнем и успокоится, но на всякий случай попятилась назад, в коридор. Отец вынул ремень из брюк и пошел в наступление. Почуяв, что на этот раз без порки не обойдется, Мара дала деру в свою комнату и там заперлась.
– Так это ты… Шлендра малолетняя! – кричал возле запертой двери Петр Давыдыч – И от кого? От того недоноска, с которым в моей машине кувыркалась? Открой сейчас же! Пра-а-аститутка! Воспитал на свою голову… немедленно открой!
Отбросив ремень, он стал яростно стучать в запертую дверь кулаком.
– Дверь сломаешь, Петя! – прикрикнула на него подбежавшая Алена Сергеевна – Уйди с глаз моих. Дай я… доча, открой мне дверь, давай поговорим… – Взволнованная мать прислонилась к двери, чувствуя, как подгибаются колени. – Это не страшно, слышишь, до-очь…
– Не страшно? Не страшно? – Петр Давыдыч все еще шипел от переполнявшей его злости, но колотить в дверь перестал – Твоя дочь шалава, и это – не страшно?
– Да