Приказчик без головы. Валерий Введенский
А еще к Калине Фомичу приставать – мол, в долю возьми, ты ж Пашке обещал! Но то Пашке… А Сидору-то за что?
– А про Антипа что расскажете? – Сашенька жалела, что не взяла блокнотик и карандаш. Какой из тебя репортер, коли ответы на вопросы не записываешь? Решила, что с завтрашнего дня станет в ридикюле писчебумажные принадлежности носить. Сердце чуяло, что расспросами Климента Сильвестровича расследование не ограничится.
– Сидор Антипа зазывал давно, но приехал тот из деревни полгода назад. И не один! С брюхатой Марусей… пардонте-с, на сносях то есть. Куда такого прикажете? В приказчики женатиков не берут! Пришлось Сидору пристраивать его к Игнату Спиридоновичу, что артель ломовых извозчиков держит. И жилье им искать. Полкойки с женой не снимешь.
– Как это – полкойки? – удивилась Сашенька.
– А это жилье такое, для мастеровых. Сейчас объясню! У одного, скажем, работа с утра до ночи, у другого, наоборот, с ночи до утра! Вот и берут койку на двоих. Пока один спит – другой трудится. Муравкиным, правда, подфартило. Сняли не угол, не комнатку, а аж квартирку! И недорого. Сидор им и с оплатой помог, Живолупова до конца года стребовала.
– То есть дружили братья?
– Дружили! До крестин…
– Крестин?
– Не знаете? На крестинах-то все и произошло. Первенец у Антипа с Марусей родился на семик[7]. И Сидор упросил Калину Фомича восприемником племяннику стать. Крестили на Троицу[8]. В церкви все чин-чинарем, а вот на квартире Сидор выпил лишнего и песенку свою завел, – продолжил Климент Сильвестрович. – Давай, говорит, Калина Фомич, долю! А лучше дочку за меня выдай!
Сашенька была поражена осведомленностью Климента Сильвестровича. Ничем он не напоминал грубого, тупого держиморду из сочинений господина Гоголя. До мелочей знал жизнь своего околотка, а околоток большой: тут и доходные дома, и купеческие склады, и буяны на Малой Невке.
– Вы на крестинах присутствовали?
Климент Сильвестрович довольно покрутил усы:
– А как же, барышня! Без меня здесь и птички не чирикают! Так вот… Плюнул Осетров и ушел. А Сидор выпил еще и полез к Маруське. Баба-то… опять извините, женщина она красивая. На вас, барышня, чем-то похожая.
– Спасибо, – поблагодарила за завуалированный комплимент Сашенька.
– Но ведь братова жена! Соображать надо, даже ежели пьян! Антип ему и… того-с, врезал.
– А потом?
– А что потом? Скрутил я Сидора и в съезжий дом![9] Проспался он там, а утречком к Осетрову побежал, прощения вымаливать, само собой. Все! Больше я его не видел. Живого то бишь. На следующий день уже вниз по Малой Невке упокойником всплыл. Участок не наш, но городовой мой, Венькой звать, из любопытства пошел поглядеть и узнал Сидора-то.
– Следствие вы вели?
– Ну что вы! Мы следствий не ведем! Наше дело – за порядком следить. А убийства судебный следователь раскрывает. А еще теперича сыскная полиция имеется. На труп Сидора лично Крутилин приезжали! А с ним трое! Как их бишь?
Седьмой от Пасхи четверг, в 1870 году пришелся на 4 июня.
Или Пятидесятница, отмечается на пятидесятый день после Пасхи, в 1870 году пришлась на 7 июня.
Здание полицейской части, где имелись камеры для задержанных.