Мекленбургская принцесса. Иван Оченков
что она широко распахнула глаза и в панике уставилась на сидящую рядом с ее постелью женщину. Та была довольно странно одета, но самое главное, что глаза Александры прекрасно видели, что она не ее мать, но сердце буквально задыхалось от нежности. «Мама!»
– Мутти, – прошептала она и, счастливо улыбнувшись, впала в забытье.
– Вашей дочери явно лучше, фройляйн Марта, – удивленно сказал доктор, присланный госпожой герцогиней. – Пожалуй, я поторопился, говоря, что необходимо звать пастора.
– Благодарю вас, герр Штольц, – устало отозвалась женщина. – Но почему она опять лишилась чувств?
– О, это не обморок, фройляйн, просто ваша дочь уснула. Ей нужно набираться сил, да и вам тоже. Попробуйте отдохнуть. Госпожа герцогиня прислала служанку, она последит за девочкой.
– Нет, я не смогу оставить ее даже на минуту.
– Воля ваша, – пожал плечами врач и, взяв в руки свой саквояж, вышел.
Вообще-то герр Штольц не слишком жаловал Марту Рашке и ее дочь. Да и с какой стати ему питать почтение к этой девке, пусть и прижившей ребенка от мекленбургского герцога. Мало ли таких бастардов по всей империи? Правда, бабушка маленькой Марии Агнессы Констанции – так в свое время окрестили девочку – питала необъяснимую слабость к своей внучке, и потому приходилось держать свое мнение при себе.
Впрочем, госпожа герцогиня сильно сдала в последнее время, и когда милосердный Господь приберет ее, все переменится. Герцог вряд ли станет держать при себе незаконнорожденную дочь своего беспутного пасынка, как и ее мамашу. Вот пусть и убираются на все четыре стороны, хоть к родителям в Кляйнештадт, хоть в далекую Московию, где ее дикие жители имели безрассудство выбрать мекленбургского герцога своим царем. Хотя… что от них ждать? Какие подданные, такой и сюзерен!
Проснувшись, Шурка снова увидела рядом с собой эту женщину. Сраженная усталостью, та сидя спала у ее изголовья, прислонившись к высокой резной спинке кровати. Вообще, постель заслуживала отдельного описания. Перина и подушка были наполнены мягчайшим пухом и выгодно отличались от привычных девушке мешков с синтетической ватой, а вот простыню было довольно трудно назвать белоснежной. Скорее она была серо-белой, но это был именно цвет, а не грязь. К тому же материал ее был довольно груб. Рубашка тоже не была шелковой, хотя шелковых Саша никогда не носила. Большую часть сознательной жизни пижамой ей служили трусы и майка, но, видимо, в больнице ее переодели в рубашку из грубого полотна. Интересно, что же это за больница такая? С трудом подняв руку, девушка посмотрела на нее и поразилась худобе.
«Сколько же я тут валяюсь? – растерянно подумала она, и вдруг в голову молнией влетела мысль: – Где мой ребенок?»
– Где мой ребенок? – повторила она тонким голосом и, с трудом откинув тяжелое лоскутное одеяло, вскочила на пол.
– Доченька, что с тобой? – переполошилась мигом проснувшаяся женщина и попыталась остановить Шурку.
Не тут-то было, девушка бросилась бежать, оглашая пространство дикими криками. Откуда-то появившиеся люди бросились за ней, и скоро беглянка была схвачена и принесена на свою постель. Самое странное, что