В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии. Оттокар Чернин
женщинами и мужчинами, задыхающихся в цветочных гирляндах; я видел, как люди падали на колени и возносили руки, точно преклоняясь перед божеством, и я не могу упрекнуть объектов такого восторженного поклонения за то, что они принимали эту фальшь за чистое золото, пребывая в убеждении, что народ любил их лично, любил примерно так, как дети любят отца или мать. Вполне понятно, что, насыщенные подобными впечатлениями, император и императрица считали все, что им говорили о критике и недовольстве народа, пустой болтовней; они твердо и непреклонно придерживались убеждения, что насильственные перевороты хотя и случаются в других странах, но у них немыслимы.
Ведь всякий обыкновенный гражданин, занимающий некоторое время более высокое положение, переживает нечто аналогичное, только в меньшем масштабе. Я мог бы назвать имена многих лиц, готовых пресмыкаться передо мной, пока я был у власти, а после моей отставки спешивших при встрече перейти на другую сторону улицы, дабы не навлечь на себя императорской немилости. Но обыкновенный человек имеет возможность изучить свет в течение многих лет, предшествующих его карьере, и если он человек здравомыслящий, то оценит раболепство с одинаковым презрением как во время своего министерства, так и после него. Монархам же недостает этой жизненной школы, и поэтому они обыкновенно оценивают психологию народа совершенно неверно. И в этой трагикомедии обманутыми оказываются именно они.
Но гораздо менее понятно, когда ответственные советники, обязанные отличать правду от комедии, также дают ввести себя в заблуждение и извлекают из подобных сцен совершенно ложные политические выводы. В 1918 году император в сопровождении премьер-министра доктора Зейдлера отправился в югославянские провинции для ознакомления с местными настроениями. Вполне понятно, что ему там был оказан такой же прием, как и всюду: любопытство сгоняло людей на зрелище, затем давление властей, с одной стороны, и надежда на императорские милости, с другой – вызывали такие же овации, как и в других провинциях, «безусловно преданных династии». И не только император, но и Зейдлер вернулись домой триумфаторами и уверенно высказывали свое убеждение, что все парламентские и печатные толки о сепаратистских тенденциях югославян сплошная чепуха и искажение истины и что об отделении от Габсбургского дома никакой речи нет.
Повторяю – если такие картины воодушевления и преданности монархии вводят в заблуждение того, к кому они относятся, то виновными являются в первую очередь не монархи, а те, кто инсценировал эти картины, – те, кто не открывал монарху глаз. Конечно, такое разъяснение, которое направлено против инстинктивных стремлений, против натуры монарха, по его естественной человеческой слабости удастся только тогда, если большинство окружающих подтвердят неприятные истины в аналогичной категорической форме. Потому что, если из десяти лиц только один или двое заявят, что все виденное лживо, а остальные будут им противоречить и разглагольствовать