В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии. Оттокар Чернин
Сепаратный мир Австро-Венгрии привел бы к войне с Германией. – Политика Стефана Тиссы. – Разложение Австро-Венгрии было неизбежно.
1
Грозе, разражающейся громом и молнией, всегда предшествуют некоторые вполне определенные явления. Электричества распадаются, и гроза есть следствие известного, невыносимого атмосферического напряжения. Факт этот не меняется оттого, можем ли мы заранее подметить эти явления по внешним признакам и покажутся ли нам облака более или менее грозными: электрическое напряжение должно накопиться прежде, чем разразится гроза.
В министерствах иностранных дел всей Европы политический барометр стоял на буре уже целые годы. Временами он поднимался, чтобы снова упасть; иногда, конечно, он колебался, но уже все указывало на то, что над миром всего мира нависла опасность.
Видимые корни этого европейского напряжения восходят на годы назад – ко времени Эдуарда VII. Оно было вызвано, с одной стороны, страхом Англии перед гигантским ростом Германии, с другой – политикой Берлина, ставшей на Темзе пугалом, убеждением, что в Берлине укоренилась идея мировой гегемонии. Опасения эти, которые только отчасти вытекали из зависти и недоброжелательства, отчасти же из действительно обоснованных забот о своей собственной дальнейшей участи, привели Эдуарда VII к политике окружения, а за ней началась и прямая травля Германии. Известно, что Эдуард VII предпринял попытку оказать воздействие на императора Франца-Иосифа с целью отклонить последнего от союза с Германией и заставить присоединиться к державам, объединяющимся против нее. Также известно, что император Франц-Иосиф от этого предложения отказался и что этот момент был поворотным в судьбе Австро-Венгрии. С этого момента мы больше не были самостоятельными вершителями нашей судьбы. Наша судьба была отныне связана с судьбой Германии, и мы сами не замечали, как союз с ней увлекал нас за собой.
Притом я вовсе не хочу оспаривать, что последние годы перед войной Германия все еще имела возможность избежать ее. Она должна была лишь разрушить назревшее в европейском общественном мнении подозрение об ее стремлении к мировой гегемонии. Я далек от того, чтобы утверждать, что западноевропейские державы шли на эту войну с легким сердцем, и упорно настаиваю на своем твердом убеждении, что государственные деятели, руководившие политикой западных держав, со своей стороны понимали положение вещей в том смысле, что, если им не удастся побить Германию, то гегемония ее неизбежна.
Я говорю «западные державы», поскольку думаю, что в России могущественная военная партия, возглавленная великим князем Николаем Николаевичем, придерживалась иных воззрений и начала эту войну с полным удовлетворением. Самое трагическое в несчастии, каковым оказалась эта война, заключается в том, что ее, в сущности, никто из действительно ответственных лиц не желал, и она была вызвана кучкой сербских убийц, а затем и русских воинствующих генералов, создавших положение, при котором монархи