Виноватый с вином. Soverry
его истинный облик, не боясь быть сожженной заживо божественным светом.
– Приятно наконец с тобой познакомиться, – произносит она.
– Можешь передумать прямо сейчас, – подсказывает он.
Ариадна лишь отрицательно головой качает и в губы целует. Сладко, долго и с ощущением целостности. С чувством того, что он больше не одинок и никогда не будет.
1017 год до нашей эры
Олимп серый.
Одинаковый, с затхлым воздухом и ощущением пустоты. Смотреть нет никакого желания, но Дионис не стремится сбежать, смешаться с миром смертных и отказаться от всего божественного в себе. Ему все еще нужен этот пустой, одинаковый Олимп. В нем, как бы странно это ни было, вдруг находится смысл.
Это не самообман, не попытка найти что-то прекрасное среди одинакового и пресного. Его на самом деле тянет к Аполлону.
Не заинтересованность, как столетия назад, а нечто совершенно иное. Говорить об этом вслух только нет никакого желания; ощущение такое, что все равно никто из олимпийцев не поймет, о чем он. Да и если совсем честно, то среди них и нет того или той, с кем можно было бы поговорить о чем-то таком.
Ариадна смотрит своим внимательным взглядом. Ариадна умная, проницательная; Ариадна знает, что с ним что-то происходит, еще до того, как он сам это готов признать. Но говорить с ней об этом дико.
Дионис ее пальцы, перебирающие пряди его волос, чуть сжимает и от своей головы, от лица убирает. Иногда ощущения такие, будто она читает мысли. Будто она всегда и все знает лучше него самого; а это все почему-то ощущается ужасным предательством. Это не оргии, на которые они ходят вместе или по отдельности. Это не случайные ворованные поцелуи. Все это намного хуже.
Только Ариадна улыбается ласково, на свои колени его укладывает и молчит, хотя должна бы упрекнуть, должна бы что-то сказать. Вместо этого она смотрит на него с неприкрытой заботой, с обнаженной лаской.
И это дорогого стоит.
– В такие минуты, – говорит он, – мне кажется, что я тебя совсем не заслуживаю.
Она давит короткий смешок, голову наклоняет и смотрит на него сверху вниз.
– Это почему еще?
И добавляет:
– Уж если кто кого и не заслуживает, то это я тебя. Тебя, Олимпа, возможности быть бессмертной.
Дионис целует фаланги ее пальцев, смотрит в блестящие, смеющиеся глаза и знает: что бы там с ним ни происходило, с ней это никак не связано. Она все еще прекрасна, она все еще бесконечно важна для него, и он все еще любит ее.
– Это старая история, зачем возвращаться к ней? Разве тебе не нравится быть моей женой?
– Если бы не нравилось, я бы давно нашла способ от тебя избавиться, – у нее на губах широкая улыбка, а он все же улыбается ей в ответ.
Только ощущение какого-то предательства никуда не исчезает и не испаряется.
Ариадна любит землю так же сильно, как и он. Может, даже больше. И все же, несмотря на то, насколько им обоим странно и некомфортно находиться на Олимпе, они остаются здесь. Проводят