Виноватый с вином. Soverry
не полная, вокруг слишком много звуков. И ветра, и птиц, на секунду кажется, что даже светящее солнце издает какие-то звуки. Глушащие его звуки, закупоривающие уши. Гермес улыбается сам себе, глаза прикрывает, подставляя лицо солнцу. При таком ярком и прямом свете кажется, что у него лицо совсем ребенка еще. Или это очередная манипуляция, очередная игра. Они здесь ни разу не встречались в своих истинных обличьях, это все игра и фарс, предназначенные для людей.
Он глаза открывает, перехватывает прямой взгляд брата.
– На самом деле не так много, – наконец-то отвечает Гермес.
– Не так много для него или для меня?
Гермес хмыкает, но зато перестает делать вид, что ничего не происходит. Даже с дерева спрыгивает, наконец смотрит на него без всех этих смешков, улыбок и ужимок.
– Нельзя было давать людям вино, Дио, – звучит серьезно, но этот тон заставляет Диониса рассмеяться. Он смеется, утирает проступившие от смеха слезы большими пальцами, не сразу успокаивается, а Гермес все стоит на том же месте и ждет.
Это вроде плохой шутки. Абсолютно не смешной и с концом, который ему не понравится. Дионис обратно ложится на траву, теперь его очередь развалиться и вести себя так, словно ничего не происходит. Обычный день его обычной жизни.
Только винные пары из головы слишком быстро испаряются, а он не тянется за кувшином. Его брату и не обязательно произносить это вслух, Дионис и так примерно представляет, что будет дальше.
– Зевс требует, чтобы ты вернулся на Олимп. Причем немедленно.
Дионис кивает, улыбается самому себе, смотрит на траву, будто ищет те самые капли расплесканного вина. Все тщетно.
– Мне жаль.
– Ничего тебе не жаль. Тебе все равно, как и всем остальным.
Дионис ложится на спину, трава под затылком кажется мягче обычного, он смотрит на облака и зачем-то добавляет:
– Давай еще побудем здесь. Совсем недолго. А потом вернемся, как того хочет Зевс. Сыграем по его правилам, я их принимаю.
Он уже ждет, что брат будет против. В конце концов, у него куча поручений, ему нужно все успеть, уложиться за один день. Но Гермес не говорит ничего из того, что Дионис ждет.
Лишь говорит:
– Ладно, так и быть.
И садится на траву рядом, как будто он не приставлен сопроводить его обратно. Как будто это не наказание, а дружеская прогулка. Дионис прикрывает глаза и старается ничего не анализировать. Возвращаться только совершенно никуда не хочется.
Не хочется, но приходится. Ему выбора никто не оставляет; все вокруг словно бы кричит о том, что он бог, а забывать о собственной сути нельзя.
И жизнь возвращается в тот же самый, уже знакомый ему, круговорот.
Семейные сборища день изо дня, маски и лицемерие. Все то, от чего он бежал, вернулось за ним. Гермес ведет его обратно, проводит сквозь сады, но эти сады больше не кажутся знакомыми.
Дионис идет за ним, почти не слушает все, что тот ему говорит. Все эти попытки