Асы немецкой авиации. Йоганн Мюллер
решил отправиться к месту падения бомбардировщика.
Мы отправились туда на его автомобиле. Когда мы прибыли на место, обломки еще горели, и дым затянул все вокруг. Экипаж находился на своих местах, еще один мертвый летчик лежал внутри фюзеляжа. Еще одного летчика выкинуло наружу при ударе. Затем я увидел кое-что, что меня разозлило. Крестьяне тыкали палками в мертвого летчика, а пара нахалов даже начали пинать тело. Я побежал туда, выхватив пистолет, и заорал на них. Вольф схватил меня за руку, и лишь тогда я опомнился. Но я все равно обругал их и сказал, что они хуже последних скотов. Я добавил, что эти люди погибли за свою страну. Это отважные летчики, которые заслуживают такого же уважения, как наши. Я пообещал, что застрелю любого, кто осмелится прикоснуться к ним.
Затем подошел полицейский, старик-ветеран прошлой войны, наверняка бывший пехотинец. Он согласился со мной и предупредил, что арестует всякого, кто потревожит мертвых. Толпа замолчала, было видно, что они стыдятся самих себя. Никто не осмелился посмотреть мне в глаза. Фальк сказал: «Давай проследим, чтобы их похоронили нормально и поищем документы. Семьи должны знать, что с ними случилось. Я позабочусь об этом».
Я извинился перед ним за свою вспышку. Я иногда бываю излишне эмоциональным, пусть это происходит довольно редко. Но таких выходок я никогда не терпел. Позднее я узнал, что мои понятия о чести совсем не уникальны в люфтваффе, однако позднее они стали для меня источником неприятностей. В боях против англичан, а потом и американцев, нетрудно было вести себя таким образом. Они походили на нас – образованные, культурные профессионалы. Однако в России мы попали на совсем другую войну, и отношение было совсем иным.
Единственной настоящей проблемой, с которой мы столкнулись позднее, были обстрелы в воздухе. Те из нас, кто летал на реактивных Ме-262, не чувствовал себя в безопасности, выпрыгнув с парашютом. Проблема заключалась в том, что американцы расстреливали летчиков реактивных самолетов в воздухе и охотились за ними даже после приземления. Позднее я узнал, что такого приказа не было. Американцы просто верили, что мы являемся очень важной целью. Руди Зиннера из JG-7 расстреляли в воздухе. Георга-Петера Эдера обстреливали дважды – один раз в воздухе на парашюте, а второй, когда он уже был на земле. К счастью, оба раза американцы промазали.
С этого момента я летал с аэродрома возле Бонна как ночной истребитель на Ме-109Е, что было форменным сумасшествием. Мы не сбили никого. Затем Фальк получил разрешение использовать в качестве ночных истребителей Ме-110, и у нас появились победы. В сентябре 1940 года я снова встретился с Герингом. Он собрал совещание, чтобы выяснить причины неуспешных действий ночных истребителей. Он курил большую сигару и слушал летчиков, сидящих вокруг стола. Фальк закончил говорить, изложив свои требования к частям ночных истребителей.
Затем Фальк посмотрел на меня, и я поднял руку. Геринг кивнул. Я встал и изложил ему наши проблемы. Нам нужны улучшенные самолеты, имеющие