Фрактал. Осколки. Гарик ЗеБра
не за страх, а за совесть, видно было, что клятва Гиппократа для них не пустой звук, жаль, я не запомнил их имён. Они делали своё дело споро и без лишних слов. Подключили необходимую аппаратуру, дали кислород, установили в обе маминых руки по капельнице. Я стоял и играл роль штатива для капельниц, состояние мамы ухудшалось с каждой минутой. Ей ещё и ещё делали уколы, брызги крови были уже на обоях. Аппарат, который показывал биение сердца, стоял рядом со мной, и я видел: давление 60/30, а пульс – 29…20…10… На мониторе пошла прямая линия и раздался звук, который буквально резал мне уши. В это мгновение, буквально на секунду, мне пришли слова из песни моего любимого барда В. Высоцкого: «И ужас режет души напополам». Именно в этот момент ужас разрезал меня напополам, я понял, что мама умерла.
Но эти женщины! Оказались очень опытными и сохраняли спокойствие. Одна из них констатировала: «Мы её теряем!» Вторая уже доставала из сумки электрошокер, но розетки рядом не оказалось. Мария бросилась со всех ног искать и принесла удлинитель. Всё это продолжалось минуты две. Прибор издавал истошный звук. Наконец дефибриллятор приложили к маминой груди. Разряд! Ещё разряд! Бамс – и сердце завелось, забилось. Мама открыла глаза, она пережила клиническую смерть, эти женщины продолжали над ней колдовать. Всё это продолжалось уже более трёх часов, и в этот момент кончается кислород. Они сказали, что надо вызывать вторую бригаду, так как у них не только закончился кислород, но и препараты для инъекций. Врачи сами вызвали вторую скорую. Она ехала два часа. За это время у мамы случается инфаркт. Женщины продолжали бороться.
Приехала новая бригада. Два сонных и недовольных мужика с таким видом, как будто я их выдернул из тёплой постели, а не из кареты скорой помощи. Женщины уехали, перед отъездом я их благодарил, и мне удалось практически насильно дать им немного денег, которые они категорически не хотели брать.
Вновь приехавшие мужики, их я не могу назвать врачами, которым девочки сообщили о клинической смерти и инфаркте пациента, вяло разматывали шнуры и неспешно устанавливали аппараты. Достали кислород, но оказалось, что у них нет ключа, чтобы отвинтить кран на баллоне и подсоединить его к маске. Я побежал к себе в подъезд. Подо мной жил мотогонщик Жека, в дверь которого я яростно забарабанил. Было пять часов утра.
Получив разводной ключ у полусонного соседа, я рванул назад. Они открыли баллон, сделали ещё три капельницы, через час мы погрузились в скорую и поехали в больницу. За всю эту ночь моя жена Ирина ни разу мне не позвонила и не зашла в квартиру мамы узнать о ситуации. Мама оказалась права там, на Киевском вокзале, но об Ирине рассказ ещё впереди.
Сейчас мама лежала в скорой на носилках в кислородной маске, я сидел рядом, держа её за руку. Мама сквозь маску мне прошептала: «Сынок, папа мог ещё долго жить, будь тогда в скорой помощи такие девочки с аппаратурой».
С таким диагнозом «клиническая смерть и инфаркт» выживших пациентов привозят прямиком в реанимацию. От нас же эскулапы от медицины