Опись имущества одинокого человека. Сергей Есин
появились вазы и бокалы. Подлинная картина открылась мне много позже, когда я начал жить своим хозяйством.
После смерти Валентины Михайловны мать, выполняя волю своей умершей тетки, довольно скоро вышла замуж за ее мужа, за дядю Федю, которого я знал с детства. К этому времени отец уже вышел из лагерей и довольно быстро женился, разница в возрасте у меня с моей сводной сестрой что-то вроде двадцать с лишним лет. Мама жила своей жизнью. Мне тогда было уже двадцать лет, я продолжал один холостяковать на улице Качалова, брат к тому времени женился и жил в семье жены.
Кое-какую мебель, тесно стоявшую в комнате на улице Качалова, я тогда отправил на уничтожение: полуторную кровать с панцирной сеткой, этажерку, солдатскую кровать брата, письменный стол с двумя тумбами – утеха тогдашнего начальника, – я расчищал место для современного и свободного времяпрепровождения. Шестидесятые годы, время чешской мебели и югославской керамики. На пол легли вьетнамские циновки. Рука у меня не поднялась, только чтобы отнести на свалку буфет, моего ровесника. Потом буфет этот мама и дядя Федя, освобождая мою современную жизнь от избытка старых вещей, отвезли на улицу Строителей. Дядя Федя долго буфет этот шкурил, полировал и лакировал. Буфет как бы соединялся с огромным обеденным столом, который уже давно проживал там. Я хорошо помню расположение мебели в большой, в два окна комнате на улице Строителей. Буфет возле узкой стены, потом перед буфетом стол, над столом бронзовая люстра, вдоль другой стены с окнами и балконной дверью старый, еще с улицы Горького, письменный стол. Вдоль стены стоял сравнительно небольшой, крытый коричневым дерматином диван и два книжных шкафа.
Один из шкафов – так называемый «шведский» секционный, приблизительно такие секции стояли в кабинете В.И. Ленина в Кремле, поэтому многие могут представить себе эти секции. Этот шкаф теперь стоит у меня на даче, на втором этаже. Подобные секции я видел потом в антикварном магазине на Малой Никитской – немалых стоят денег!
Здесь же в большой комнате стояло трюмо (оно уже знакомо читателю), а вокруг стола и вдоль стены – деревянные стулья. На этих стульях, составленных вместе, если мы с Валей иногда оставались в квартире у мамы на ночь, нам стелили перину и клали подушки. Репринт военной жизни.
Через стеклянные дверцы буфета в большой комнате просвечивалась парадная посуда. Мама, пожалуй, впервые жила в относительном порядке и достатке и в своем новом доме наводила уют. В буфете хранился и японский кофейный набор, и чайный «кузнецовский» «дедушкин графинчик», синие рюмки синего же стекла, под водку графин, даже два, два подноса с практически новым хрусталем – рюмки и графины. Это уже послевоенные приобретения. Мама и дядя Федя любили семейные праздники и тщательно к ним готовились. Бокалов высоких, стройных – это все узники стенного, с нынешней Тверской, шкафа, – с чуть сужающимся верхом было не меньше двадцати. А вот других бокалов, они, кажется, называются фужеры – тяжелого граненого