Адъютор. Владимир Корн
соображал, и потому вопросы были глупыми и неуместными.
– Да. Из Дома Милосердия. Попутчики, не более того. Хотя могут и пригодиться.
– Клаус уже знает?
Очередной глупый вопрос. И еще одна возможность, которой я не преминул воспользоваться – удивиться после ответа.
– Нет. Завтра скажу.
«Ну и какой из него ко всем Двенадцати Проклятым наместник, если он даже не посвящен заранее, а будет поставлен перед фактом?»
– Ладно, Даниэль, все остальные вопросы и ответы на них будут в ходе нашей дальнейшей беседы. Сейчас о деле. Отлично понимаю, ты не горишь желанием туда отправиться.
«Не горю желанием – это мягко сказано. Излишне мягко, чрезмерно».
– Тем не менее убежден, что у меня найдутся доводы все изменить.
В свою очередь полностью убежден, что их не хватит. В конце концов, что мне мешает в любое мгновение подняться на ноги и заявить: «Всего доброго, господин сар Штраузен! Был весьма рад встрече с вами. И передайте Клаусу, что я желаю всяческих успехов на его новом поприще».
Хотя какое там новое? Можно подумать, что у него были другие. Кроме как играть в куклы и мечтать о том, чтобы сбежать из дома с профурсеткой. Почему-то я был зол, и моя злость распространялась даже на Клауса. К которому всегда имел только дружеские чувства.
– Начнем с того, Даниэль, что самому тебе будет только на пользу на некоторое время сменить обстановку. Новые друзья, впечатления.
– Мне и в столице всего этого хватает с избытком.
– Как и долгов, Даниэль. Вот этих самых векселей и обязательств, в которых ты в самом скором времени утонешь.
Никогда бы не подумал, что всего того, о чем только что сказал сар Штраузен, у меня накопилось так много. И еще, что все они могут оказаться у него в кабинете. Гора целая. Камин неделю топить можно.
– Рано или поздно за них придется платить, Даниэль, – неожиданно мягко сказал сар Штраузен. – Желаешь ты того или нет. И что дальше? Долговая яма? Подмоченная репутация, которую никогда уже не вернуть?
Все это я отлично понимал и без его слов. И не находил выхода. Попросить помощи у тех немногих родственников, к слову, всех как один дальних, которые у меня есть? Они и сами бедны. К тому же проживают в провинции. Да что может быть унизительнее объезжать их одного за другим в надежде, что кто-нибудь откликнется на мою просьбу? Нет, на такой шаг я не пойду никогда.
Приставка «сар» означает благородное происхождение. У меня она звучит и пишется как «сарр». Такой нет даже у короля, и я единственный, у которого она имеется в Ландаргии. Единственный и последний в роду человек, чья родословная самая длинная. Но что она дает, кроме многочисленных ограничений? Нет, не по закону – по кодексу чести. Или из-за моей непомерной гордыни. Хотя скорее тщеславия. Один из моих немногих друзей, к мнению которых я изредка прислушиваюсь, не раз говорил: «Времена меняются, Даниэль. И мы должны меняться вместе с ними».
Все это я отлично понимал и без него. Понимал и не мог переступить