Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах. Николай Фёдорович Шахмагонов
всяких гарантий для самих шведов. Тогда что же?
Вельможа и не скрывал планов…
– Вы готовы быть царём? Хорошо. Тогда будем делать это вместе. Вы напишете письмо русской знати, которой вы хорошо известны. Расскажете, что на троне самозванец, назначенный в Европе для погибели России. Вы напишете, что придёте с нами и сбросите самозванца. И тогда вы будете править Россией в союзе с королём Швеции.
– Письмо я такое писать не буду, – твёрдо сказал Трубецкой. – У меня одна голова… И у меня в России жена и две дочери. Пётр или как вы говорили, Питер, казнит их.
Он специально принял игру. Питер так Питер… пусть будет Питер. Потом разберёмся, что к чему. Уж больно много фактов, которые вопиют… Нарвский позор невероятен. Тридцать шесть тысяч против менее чем двух! С таким перевесом не мог одержать победу разве что бездарь или… Вот об этом «или» и приходилось теперь размышлять. Трубецкой не хотел верить в подмену – слишком невероятно. Но шведы втолковывали факты ему, предлагали вспомнить, с кем царь Пётр отправился в европейское путешествие и на какой срок? Вместе нескольких недель он там провёл почти два года. Как мог царь бросить страну на два года? А вернулся с кем? С одним лишь Меншиковым. Остальные сгинули, потому что хранить тайну согласился только Меншиков. Вот и уцелел.
И какие указы царь слал в Россию из-за границы?!
Во время одной из бесед шведский вельможа спросил:
– Вы помните приезд царя в Россию? Вы ничего не заметили странного в нём?
– Нет… Ничего не заметил…
Трубецкой сказал неправду. Ему в первую минуту показалось, что царь подрос за время поездки на два с лишним вершка…
*(вершок – ок. 4.5 см)
И это за год с небольшим? Многовато. Пётр выехал из Москвы 10 марта 1697 года. Стоп… Трубецкой не мог так назвать мысленно этот год. Для него год начала посольства – 7205 от Сотворения Мира, а год 1698, когда 25 августа царь вернулся в Москву, 7206-й.
И что началось потом? Что произошло? Страшные месяцы стрелецкой казни.
– Мы получаем данные из Москвы, – сказал вельможа. – Вас не удивили зверства казни стрельцов?
Хотел Трубецкой сказать, мол, сами-то каковы? Как к пленным относитесь?! Сколько пока гнали из-под Нарвы уморили! Но промолчал. Да ведь и что скажешь?! Шведы врагов морили, а царь-то – своих соотечественников истязал. До сих пор было жутко вспоминать то, что Трубецкой увидел воочию, вспоминать о том, как и сам чуть не погиб в те страшные дни.
На беседы вызывали часто. Настаивали на том, чтобы написал письмо русским вельможам, но Трубецкой ссылался на то, что боится за жену и дочерей. И вот однажды вельможа сказал:
– Вот бумага! Пишите. Пишите письмо!
– Нет, не буду писать. Можете казнить, но под погибель детей своих подставлять не буду…
– Жене пишете, пишите жене своей, чтобы приехала к вам сюда, – сказал вельможа.
– Что? Я не понимаю…
– Его величество король позволил вам вызвать сюда свою семью.
Было над чем подумать генералу Трубецкому.