Другие времена. Михаил Кураев
вниманием молодежи пожилого гостя.
Ну что случилось?
Ничего не случилось.
Видно, это судьба,
И любовь не получилась.
Позабудь эти дни.
Не пиши. Не звони.
Извини. Извини. Извини.
Выждав пока песня истомится и стихнет, капитан, наконец, поднялся и с наполненной рюмкой сделал шаг через проход и учтиво поклонился ученому.
– Простите, но я всю жизнь мечтал выпить с профессором… Только выпить, вы уж извините…
В глазах Вовчика вспыхнула тревога, он знал прекрасно непредсказуемую привязчивость случайных пассажиров, но последнее слово в этой ситуации было за «профессором».
Анатолий Порфирьевич, польщенный вниманием общественности, уже готов был указать на пустующий четвертый стул, как Владимир поднялся и что-то негромко сказал на ухо капитану, утомленному, надо думать, своим одиночным плаванием.
– Все понял, – тут же отозвался моряк. – Только чокаюсь и желаю, самого-самого… От всей души.
Анатолий Порфирьевич догадался, что общество моряка чем-то неудобно для опекающего его Владимира. И тут же осенила догадка. «Ревнует. Опасается, что такая милая, мягкая и не лишенная привлекательности Наташа стала магнитной миной, на которую потянуло одинокого моряка».
Моряк чокнулся с профессором, кивнул Наташе и Владимиру и значительно, мужественно, словно принимал цикуту, опрокинул рюмку.
– Вот вы и выпили с профессором, – в словах Вовчика было и поздравление с удачей, и напоминание о чем-то уже сказанном.
– Благодарю… – словно протрезвев, сказал капитан второго ранга. – Такая вот у меня была мысль… Извините. – И отправился на свое место к своему графинчику, где оставалось еще хороших два глотка.
– Как можно так бесцеремонно… – сокрушенно сказала Наташа и напомнила нарочито громко, чтобы слышал капитан: – Мы говорили о Карле I, шестнадцатый век…
– Да, вопрос о старине. Нынче вот добивают коммунистическую систему. Это так называется. Почему я об этом вспомнил? Да потому, что этот самый Карл у себя в Испании жесточайше подавлял восстававшие против него городские коммуны, комунерос. И где эти коммуны только не крушили, а поди же, в Италии и сейчас коммуны, и в Швеции опять же коммуны… А Карла свои комунерос громил! Впрочем, всех давил, империю под гром аркебуз и кулеврин сколотил такую, что в ней никогда не заходило солнце…
На минуту ученый задумался, оглядывая остатки закуски и решая, что предпочесть, «оливки с наполнителем» или «миноги маринованные натуральные».
– Это Карл Великий, да? – серьезно и тихо спросила любознательная Наташа.
– Да все они «великие» до поры до времени…
– А с ним тоже что-нибудь случилось? – с тревогой спросил Вовчик.
– Что с ними может случиться? Этого хоть не прибили. Вовремя отрекся и ушел в монастырь, где и отдал богу душу.
– А как же империя? – встревожилась и Наташа.
– Растащили на куски.