После финала. Клэр Макинтош
Макс.
Он смотрит на меня.
– И это делает их лучше нас?
– Нет, но…
Я встаю и смотрю на продукты, которые зачем-то вытащила.
– Они же специалисты.
– Они не могут быть специалистами во всем, правда? По каждому виду рака, по каждой группе крови, по каждой нервной системе?
Он продолжает говорить, скользя глазами по экрану и не переставая стучать по клавишам.
– Ты помнишь, что сказал терапевт, когда мы впервые показали ему Дилана?
«Вы лучше знаете своего сына».
– Что-то с ним не так, – сказала я тогда, ожидая, нет, отчаянно надеясь, что доктор с благосклонной улыбкой отошлет нас домой, про себя посмеиваясь над чрезмерно тревожными родителями.
После отдыха на Канарах мы не переставали суетиться вокруг Дилана. «Разве нормально так много спать? Близнецы Элисон так часто не падают. Тебе не кажется, что он слишком бледный?»
– Он какой-то не такой, – сказала я доктору. – Но, может быть, нам это только кажется.
– Вы лучше знаете своего сына, – ответил доктор, выписывая направление на обследование, и в мрачном выражении его лица отразилось наше будущее, хотя тогда я этого не поняла.
– Мы лучше знаем нашего сына, – говорит сейчас Макс. – В больнице сотни пациентов, и за доктором Халили закреплено не менее тридцати. Каждому из них она уделяет всего по несколько минут – от силы десять-двенадцать в день. Двенадцать минут. – Он мимолетно встречается с моим взглядом. – Разве может она знать о ребенке больше, чем родители, которые проводят у его кровати по двенадцать часов в день? Родители, которые провели почти три года, держа его за руку?
У меня кружится голова. Я пытаюсь вспомнить, когда я ела в последний раз.
– Мы должны как следует изучить этот вопрос. – Макс поднимает на меня глаза, чтобы убедиться, что я его слушаю. – При правильном лечении Дилан может прожить еще около пяти лет. Он может полностью выздороветь – о таких случаях все время пишут.
С тех пор как мы вернулись домой и Макс погрузился в поиск обнадеживающей информации, он почувствовал прилив энергии, которой так не хватает мне.
– Подумай сама: разве могут врачи найти оптимальное лечение для каждого? Учесть все особенности организма? У них просто нет такой возможности.
Теперь я вижу Макса, которого знаю. Макса в режиме поиска решения проблем. Он анализирует, ищет варианты, ничего не принимает на веру. Макс смотрит на часы:
– У нас сейчас восемь вечера… значит, в Чикаго – два, а в Вашингтоне – три.
Он встает и берется за телефон.
– Ты хотя бы куртку сними.
Он сбрасывает куртку, и она соскальзывает со спинки стула.
– Я сейчас включу отопление.
Пару месяцев назад мы остановили таймер, который включал отопление, согревающее дом с четырех до десяти вечера. Какой смысл был включать его, когда мы возвращались поздно вечером и сразу же валились в постель?
Я иду в гостиную и включаю газовый камин, ожидая, что Макс останется за кухонным столом. Но он проходит за мной и, тяжело опустившись на диван,