Фаворский свет. Федор Метлицкий
от Системы квартиру, и не могла насытиться рассказами. «Сидела дома. Квартиру протирала. Так люблю! Не устаю. Плинтуса до блеска протёрла. Даже всплакнула». Своя квартира – это было чудо, за пределами существования. Это чудо заменило ей всё, о чём мечтала в жизни.
Наша работа, по Марксу, называется отчуждённым трудом, то есть люди не знают, на какого дядю работают, как было во все времена. Привыкли видеть наше дело как нечто объективное, обязательное, данное свыше, кормящее из какого-то сакрального бюджета. Упорно сохраняют традицию и в новой независимой организации, мягко выскальзывая из-под скучных обязанностей.
Это, скорее, верхний слой, за которым не видна их подлинная суть. Они, вне наших стен, вероятно, живут интересно, в своих семьях или влюблённостью в девочек, занятостью огородами на дачных участках (хотя сетевые магазины подорвали огороды – зачем ломаться, если можно купить недорого). А здесь терпят, по обязанности, живут от зарплаты до зарплаты, и всячески отвиливают от трудных дел.
Не превращаю ли «самоценные субъекты», как сказал бы философ, в средство для выполнения моего дела? Ведь у них своя ответственность – за семью, детей, может быть, иные цели, не имеющие отношения к моему делу. За что их осуждать? И мне оно иногда кажется монстром, засасывающим жизнь. Но тогда надо уничтожить дело. И «самоценности» начнут развиваться самостоятельно, свободно. Не в ликвидации ли – смысл?
И сам я уже служу, как посторонний. В толстом слое оптимистично-идиотского равнодушия. Возможно, отчаяния. Так нам даже выгодно, мне – чтобы уйти от тяжести ноши и ответственности, перенося её на нечто свыше, другим – чтобы не иметь ответственности вообще.
Меня не удовлетворяет то, что нашёл. Удовлетворяет только предчувствие выхода. Художники меняли стили, желая одного – выразить суть жизни. Например, экспрессионисты нашли, наконец, оптимальную форму выражения чувственного мира, но сомнения оставались: так ли это?
Напряжением мозга затачиваю письма инстанциям, чтобы достигнуть какого-то меркантильного результата, видимо, выскочить на простор известности, приносящей блага. Особенно сложны эпистолярные отношения с губернаторами: того убили, того арестовали, тот сбежал с деньгами, – приходится искать имена новых избранников, биографии, чтобы приноровиться. Иногда, очнувшись, окидывал взглядом все усилия моей организации прорваться в никуда, нашу рациональную встроенность в модернизацию, за горизонтом которой не было видно счастья.
Я втайне жалел сослуживцев, до сих пор старался повышать зарплату. Отделяю помощь лично человеку и злость от его плохой работы. Им ведь надо жить, и не впроголодь. А это размывает мою волю руководителя. Но что делать? Как платить премию (зарплата – уж бог с ним, это сакрально!) – эквивалент результата труда, если не нацелены на результат? Вряд ли смогу дать кому-то отдельное самостоятельное направление (а только это мне нужно – сбагрить с себя хоть часть ноши), чтобы тот смог всё учесть, поспеть