Захватывающие деяния искрометного гения. Дэйв Эггерс
фантастических временах американской истории, порождавших ослепительные и фантастические обои.
Гостиная у нас с оттенком аристократизма: чистая, опрятная, полная семейных реликвий и антиквариата, в центре, на паркетном полу, – восточный ковер. Но наши подлинные наклонности, хорошо это или плохо, по-настоящему отражала общая комната – единственная, где все мы проводили много времени. Тут царил полный хаос, предметы мебели соперничали друг с другом – стиснув зубы, толкаясь локтями, – за звание самого неподходящего и неуместного. На протяжении двенадцати лет здесь господствовали кресла с кроваво-бурой обивкой. Диван времен нашей юности, тот самый, что спорил с кроваво-бурыми стульями и потертым белым ковром, был обтянут разноцветной тканью – зелено-коричнево-белой. Общая комната всегда выглядела, как корабельная каюта: стены с деревянными панелями, шесть массивных деревянных балок поддерживают, или предполагается, что поддерживают, потолок. Здесь было темно, и если не считать неизбежной гнили, изъедающей мебель и стены, ничего здесь за двадцать лет, что мы прожили в доме, фактически не изменилось. Почти вся мебель грубая, на низких ножках, как обстановка в медвежьей берлоге. Еще один диван, приобретенный позже всего остального, отцовский, длинный, покрытый чем-то вроде выгоревшего на солнце велюра, а также стоящее рядом с ним кресло, которое пять лет назад сменило своих кроваво-бурых собратьев, и еще диван-кровать с коричневой обивкой – мамины. Перед диваном кофейный столик из поперечного среза дерева, по краю которого, несмотря на лак, видна кора. Много лет назад мы привезли его с собой из Калифорнии, и, как и большинство предметов домашней мебели, он стал отражением эмоциональной философии обстановки – по отношению к мебели, лишенной эстетики, мы – словно семьи, принимающие на воспитание обездоленных детей и беженцев с разных концов света, – мы видим внутреннюю красоту и не можем сказать «нет».
Большую часть одной из стен общей комнаты занимал и занимает кирпичный камин. В камине была небольшая ниша, чтобы жарить барбекю прямо в доме, хотя мы этого никогда не делали, потому что при переезде нам сказали, что где-то в верхней части дымохода поселились еноты. Так, в течение долгих лет, ниша не использовалась, пока однажды, примерно четыре года назад, наш отец, вдохновляемый теми же непонятыми мотивами, что из года в год заставляли его украшать стоявший рядом с диваном торшер резиновыми пауками и змеями, не поставил туда аквариум. Аквариум, размеры которого были выбраны по чистому наитию, отличным образом подошел.
– Хей-хей! – сказал он, устанавливая его на место, – справа и слева свободными остались разве что сантиметр-полтора.
«Хей-хей», – вот и все, что он сказал, и прозвучало это немного в духе Фонзи[27], а ведь на самом деле говорил седовласый адвокат в полосатых брюках. – «Хей-хей», – говорил он, совершая любые чудеса в том же духе, поражающие своим количеством и необычностью, – помимо Чуда Идеального Аквариума было, к примеру, Чудо Подключения Телевизора
Фонзи (Артур Герберт Фонзарелли) – персонаж популярного американского комедийного сериала «Счастливые деньки» (1974–1984).