Сердце Арахны. Влада Ольховская
смириться со всем, что здесь происходило. Невозмутимым остался, пожалуй, только подсудимый. Он стоял перед ними, гордо расправив плечи, и смотрел взглядом победителя. Не похоже, что он чувствовал себя виноватым. Он, кажется, даже жалел их, неразумных детей, не способных видеть дальше своего носа! Он был провидцем, они – варварами, разжигавшими вокруг него ритуальные костры.
– Как вы можете участвовать во всем этом? – поинтересовался Фостер Ренфро. – Неужели вы не видите, как низко вы опустились?
– А кто в этом виноват? – зло поинтересовалась Рене. – Кто виноват в том, что все поселение лишено электричества?!
Блейну казалось, что для нее этот суд станет самым большим испытанием. Они с Фостером были практически ровесниками, они выросли вместе и вместе управляли вторым поколением. А теперь он в цепях, а она – судья, взирающая на него через огненную стену. Разве не чудовищно?
Однако саму Рене это, похоже, нисколько не смущало. Когда речь заходила о соблюдении законов, она мгновенно забывала о былых связях. Блейн даже завидовал такому умению!
– Генераторы скоро починят, – невозмутимо указал Фостер. – Я бы сделал это сам, если бы вы не бросили меня в клетку. Крайне бездарное, неконструктивное решение.
– Не нужно выставлять это как разовую мелочь, из-за которой мы, безумцы, устроили истерику, – посоветовал Оливер. – Все мы знаем, что ты давно шел к этому моменту, к этому суду и приговору.
– Тебя послушать, так я это намеренно… Я хотел быть приговоренным!
– А разве нет? – оскалилась Рене.
– Нет. Я был более высокого мнения о вашей цивилизованности. Я думал, что вам хватит ума понять: именно я делаю правое дело, ради которого можно потерпеть некоторые неудобства.
Толпа, невидимая во тьме, зашепталась громче. Люди были злы, Блейн чувствовал это. По одному они не решились бы напасть, они слишком уважали Фостера Ренфро и даже побаивались его – первобытным, почти мистическим страхом. Но, объединившись, они становились слишком похожи на стаю животных, которая не знает жалости.
Фостер тоже понимал это.
– Неудобства – так ты это называешь? – возмутилась Рене.
– Никто же не умер.
– Но мог умереть! Не говоря уже о том, что ты сделал жизнь всего поселения хуже!
– Да неужели?
– Как будто ты сам не знаешь! Ты отнял у нас один из лучших залов. А ведь вместо твоих игрищ его можно было отдать. Ну, например. Роженицам!
– Роженицы, насколько мне известно, неплохо справляются со своим делом и в других залах, – отметил Фостер. – А то, чем я занимаюсь, – не игрища, а суровая необходимость. То, о чем все вы забыли.
– Ты только и делаешь, что расходуешь ресурсы, электричество. а теперь вот и технику ломаешь! Ради чего все это? Результата нет!
– Ты не права. Результат есть – и значимый.
– Но никому не нужный, – вздохнул Оливер. – Фостер, послушай. То, что твой отец отказывался прекращать, – это еще нормально. Он был человеком старой