Магаюр. Маша Мокеева
коллектор выпил стопку для смелости и позвонил епископу. Пригрозил ему, чувствуя вдохновение, что если дьякон Михаил не выплатит шестьдесят тысяч, то будет написано заявление в прокуратуру и там займутся проверкой бухгалтерской отчётности всей епархии. Епископ ответил, что разберётся.
Когда на следующий день Михаил пришёл на службу, настоятель отозвал его в сторону и, с трудом скрывая удивление, произнёс:
– Ну что, отец Михаил, поздравляю тебя, голубчик…
– С чем? – спросил дьякон, и сердце его заколотилось изо всех сил.
– С премией! За усердные труды в чине дьякона в течение столь долгого времени владыка жалует тебе премию в шестьдесят тысяч, а через неделю возведёт тебя в протодьяконы… С тем, чтобы скоро ты стал иереем и возглавил приход храма Власия Севастийского. Правда, его сначала восстановить надо.
Поговорив с настоятелем, Михаил вышел подышать в сквер. Он сел на скамейку и стал наблюдать, как пчела летает над клумбой и садится на цветы, которые он сажал, помогая приходским бабкам, несколько месяцев назад. Невероятно! Вот момент, которого он так ждал. Храм Власия был до революции знаменит своими фресками и состоятельнейшими прихожанами. И в его руках снова станет незаурядным – он соберёт там интеллигенцию, людей, которые, конечно, оценят его чуткое понимание искусства. Он будет поддерживать их во мрачные дни духовного кризиса и творческого разлада… Но с чего это вдруг епископ обрушил на него свою милость? Может, издевается? Где же собака порылась? И премия… Неспроста. И тут вспомнил Михаил слова апостола Павла: соверши доброе дело для того, кто огорчил тебя, и, делая сие, соберёшь ты ему на голову горящие уго́лья.
Михаилу стало нехорошо. Откуда теперь беды ждать? Может, отказаться от повышения? Уголья!
После службы он пошёл к храму Власия. Полуразрушенный, в «лесах», без купола, а за ним под яблоней – памятный камень священнику, служившему здесь сто лет назад и убитому большевиками. «Все мы у Родины в неоплатном долгу», – почему-то пришли на ум Михаилу тяжёлые и плоские слова. Он долго смотрел на этот камень, и голове его было жарко.
Чайный капитан
Дома вокруг стояли вразжопицу. Вовсю цвели вдоль заборов лилии, распространяя приторный дух. Время от времени слышался хриплый стон, которым заканчивался каждый возглас петуха Германа.
Август выдался индифферентным: ничего не происходило и было прохладно, то и дело моросил дождец.
У хозяина, видать, тяжело было на душе. Он ходил насупившись, а я, напротив, пребывал в приподнятом настроении. Мне всё нравилось. Например, прислушиваться и приглядываться: узнавать издалека модель машины по звуку мотора, бабочку – по узору на крыльях, приближение грозы – по далёким раскатам грома. Я стал подолгу смотреть на облака и думать о том о сём. Например, представлял птиц, у которых вместо голов – камеры видеонаблюдения (три года назад камера была установлена вот тут рядом на столбе, потом сломалась, и ее украли хмыри