Хольмганг. Вадим Калашов
Только теперь я вижу, что не ошибся в выборе! Клянусь Северным морем, ты будешь сражаться в моём хольмганге!
Олаф нахмурился. Опять незнакомец принимает решение за него.
– Ты слишком долго жил вдали от родных скал и верно забыл, что среди детей северных фиордов нет рабов! Как ты смеешь говорить, что я буду биться в твоём хольмганге, когда я уже ответил отказом?! Или ты вздумал мне угрожать?
Олаф расправил плечи и, не спуская глаз с незнакомца, одним движением развязал «ремешок благоразумия», что соединяет в землях викингов рукоятку меча и верх ножен, дабы люди не срубали друг другу головы там, где достаточно тычка в зубы или хорошей оплеухи. Этот ремешок можно порвать, но достаточно сильным рывком, не таким, каким обычно вынимают меч. А для того чтобы сбросить с глаз пелену гнева или пьяного угара, толкающего на необдуманные убийства, благоразумному воину достаточно буквально одного мгновения. Эту короткую паузу и даёт «волшебный» ремешок. Не будь подобного приспособления, дети северных фиордов, вместо того, чтобы сеять ужас среди прибрежных народов, давно бы перебили друг друга. Или бы переняли мерзкие сердцу свободного человека обычаи других стран, где люди, входя в трактир, отдают оружие слуге трактирщика.
Как нельзя быть свободным, не обладая никаким оружием, чтобы эту свободу защитить, так, став хозяином оружия, с ним можно расставаться лишь перед омовением. Люди, которые не берут клинок на пиры, справедливо опасаясь, что в пьяном бреду могут убить того, кого не хотели убивать, наносят такую обиду своему мечу, которую он рано или поздно припомнит. Хороший меч – лучший друг хорошего воина, и справедливо назовут лицемером того, кто надеется на друга на поле брани, но отказывает ему в праве присутствовать на торжестве в честь победы.
Олаф-рус надеялся, когда станет старше, научиться обходится без «ремешка благоразумия». Он знал, что седые воины ничего не привязывают к рукояткам мечей. Разве что тот, кто имел дело со злыми кочевниками, в подражание им приделает к навершию петлю под названием темляк, дабы не потерять оружия, если враг выбьет его из рук. Но «ремешками благоразумия» они не пользуются никогда, потому что не теряют разум даже после самых обидных слов или после семи кружек самого крепкого вина.
Олаф-рус знал, что если доживёт до их лет, станет таким же благоразумным, но сейчас он был молод и потому пользовался ремешком.
Жест молодого викинга для любого человека, знакомого с назначением этого, на первый взгляд странного приспособления, был бы предупреждением о приближающейся опасности. Но старик словно забыл за сорок лет службы в Империи все обычаи родной земли и смотрел на Олафа всё тем же дерзким и наглым взором. Олаф знал причину, по которой незнакомец не воспринял всерьёз его жест. Поэтому сразу не обнажил меч, а попытался уговорить старика по-хорошему.
– Ты угрожаешь мне потому, что где-то затаился твой драккар. Но не забывай, пятьсот русов сушат рыбу и чинят вёсла ещё ближе.
Незнакомец засмеялся. Олаф, глядя