Валюта смерти. Юлия Андреева
Пойдут дела, а на прибыль можно будет хоть каждую неделю брать по туру.
Глава 10
Новая жизнь
В аду лад: Украли черти шоколад.
Жестянка, полная монет. Можно хоть сто раз на дню звонить родителям!
Первым порывом Казика было тотчас броситься к телефонной будке и говорить, говорить, говорить… но, если его обнаружат и поймают, воспиталки, без сомнения, отберут сокровище.
Даже если он не скажет, для чего нужны монеты, от этих взрослых можно ждать любой подлости, а уж в том, что они отберут самое ценное, сомневаться не приходилось.
Казик хотел было закопать коробку в другом месте, но побоялся.
Куда спрятать?
Мысли метались. Весь в земле и травяных пятнах, Казик тишком вернулся в группу, бесшумно открыв дверь черного хода.
Пока все было спокойно.
Какое-то время мальчик стоял, прижимаясь спиной к стене и со всей силой сжимая черную жестяную коробку, точно она могла каким-то образом исчезнуть.
Где-то, вероятно, в общем туалете, капала вода. Сердце Казика стучало в жестяную коробку, которая, казалось, пульсировала ему в ответ.
Мальчик обвел глазами раздевалку с одинаковыми шкафчиками для верхней одежды и обуви и пришел к выводу, что здесь коробку не спрячешь. В группу? – Еще глупее, под кроватью видно, в кровати тоже.
Среди вороха игрушек – откопают дети, за одним из шкафов или на нем – обнаружат воспиталки или нянечки.
Он опустил взгляд и, наткнувшись на свою испачканную землей пижаму, попробовал оттереть ее руками, но ничего не получилось.
– Бежать! – мелькнуло в сознании мальчика. – Бежать куда глаза глядят! Прямо сейчас, пока не хватились.
Казик попятился было к двери, но тут сообразил, что в пижаме он будет слишком приметен. Со вздохом, положив коробку на длинную деревянную лавку, на которой дети обычно переодевались перед прогулкой, Казик вытащил из своего ящика старую страшную куртку и уличные брюки, возвращаться в спальню и надевать трусы и майку он поостерегся. Мало ли кто пробудится и поднимет шум.
Было страшно и вместе с тем весело.
Казик надел на ноги нечищеные с прогулки сапоги, завязал шнурки (в отличие от большинства детей, ему это обычно удавалось) и, сунув за пазуху коробку, выбрался из здания дома ребенка.
– Что дальше? Куда теперь? – Что-то внутри Казика шептало: Нет! – кричало, что он не выживет один! Что ему будет нечего есть, негде спать! Что чужие люди побьют его или капитан Крюк подцепит своим крюком. Что на улице ночь, и ему по-любому некуда деваться.
Но ноги словно сами несли его – маленького, плачущего от страха ребенка. Несколько раз Казик оглядывался на черные окна комнат администрации, в тайной надежде, что его все-таки остановят, поймают, его вернут на место, и он будет не виноват в том, что ничего не получилось.
Впрочем, идти к центральным воротам он не стал – уж слишком там много света, а свернул на площадку, где в дневное время гуляла