Долгожданный контакт. Сборник рассказов. Елена Евгеньевна Алябьева
которых он повидал на своем исследовательском веку немало. Ислу даже забыл, что вертеть головой нельзя на триста шестьдесят градусов. К счастью, в массовом скоплении говорунов мало кто обратил на это внимание. Только изумленный взгляд и раскрытый рот маленького мальчика, который с высоты папиных плеч увидел невероятные маневры головы странного пушистого дяди, вернул Ислу в состояние профессионального исследовательского покоя.
Глядя на расписные стены и потолки, Ислу был в искреннем восхищении – ему понравилась идея статичного изображения. Это совершенно не было похоже ни на быстрый магнитный экран, ни на масштабные многомерные композиции, популярные у него дома, ни на мысленные фонтаны, к которым, говорят, неравнодушен сам Магистр. Изображения на стенах были абсолютно недвижимы, кроме того, они отличались от электронных красок, даже от тех, что массово использовались на этой планете. Ислу не мог оторвать окуляров от увиденного и крутился во все стороны. Он забыл, что ведет запись для отчета и что потом придется долго редактировать снятый фильм от повторений и смазанных кадров. Вокруг то и дело слышались слова «роспись», «холст», «композиция». Настроив слуховые рожки, Ислу уловил разговоры о красках, светотени и прочих околохудожественных понятиях.
После осмотра стен, потолков, скульптур, картин, арок и прочего содержимого дома-музея Ислу атаковал ближайший сувенирный магазин, где накупил бумаги и цветных палочек. Затем он проследовал в кафе, где, приземлившись на первый попавшийся столик, вдруг начал рисовать все подряд. Он даже попытался изобразить Магистра, но почему-то получилось совсем непохоже. Корявенький рисунок скорее напоминал маленького узрюка горгонского4, какие часто встречались на станциях, обслуживающих корабли и тарелки дальних рейсов. Это было как-то очень неудобно, и начинающий художник вновь и вновь переделывал свой шедевр.
Когда пальцы его онемели от непривычной нагрузки и окуляры покрылись чем-то мутным, Ислу решил сделать перерыв. Он заказал что-то из напитков и с удовольствием подбирался к мысли, что наконец-то нашел место, где сосредоточены высокие умы Седьмой планеты и несомненно обретаются существа, достойные общения с его цивилизацией.
Рядом сидели несколько говорунов за двумя маленькими столиками, вокруг валялись рюкзаки, что выдавало в них заправских туристов. Ислу вспомнил эту фразу из журнала в самолете. Да, да, там так и было написано – «заправские». Надо бы уточнить значение слова. Что-то в нем неясно. После музея Ислу был как-то особенно расположен к жителям Седьмой планеты. Ему казалось, что страдания его кончились и сейчас он станет свидетелем непревзойденных диалогов о философии, науках и вселенском бытии.
Кафе было переполнено и очень шумело. За двумя столиками говорили все подряд, перебивая, дополняя друг друга и активно жестикулируя. Ислу пришлось настраивать многоканальное слушание.
– Какой прекрасный музей! Столько
Среди населения узрюков, чрезвычайно обособленного и стремящегося к полному уединению, существует горгонская группа, которая придерживается совершенно противоположного уклада жизни. Они настолько активны, что охватили своей деятельностью все возможные ниши космического пространства. Нет такого дела, где бы они себя не проявили. Особенно предприимчивы горгонские узрюки оказались в сфере обслуживания на космических путях. Их многомерные пересадочные станции кишат постояльцами и перемещенцами, ибо способны принять абсолютно любое существо и предложить полный спектр услуг от вегетативного массажа и лучевых ванн до погружений в психосоматику сгорающей звезды.