Любовница Президента. Ульяна Павловна Соболева
в руки к чокнутому психу, и он…он просто заставил меня бежать по пустыне вслед за машиной. Вначале это было не так уж и сложно, но потом солнце, усталость и жажда начали сводить с ума. Не знаю, сколько времени я вот так бежала. Но ничего более унизительного и жуткого со мной никогда не происходило.
Если вы считаете, что холод – это страшно, то вы ошибаетесь. Нет ничего ужаснее изнуряющей, монотонно жгучей жары. Когда сам воздух плавится и становится горячим, когда ноги вязнут чуть ли не в кипящем песке, а кожа краснеет и печет, потому что ее обожгло безжалостными лучами.
И жажда, она подкрадывается очень медленно, неумолимо. Вначале просто сухостью во рту, потом начинает драть в горле и болеть в груди, а потом вам просто хочется начать жрать песок, лишь бы избавиться от этих мучений.
У меня отнимались последние силы, чтобы не думать о воде, я думала о чем угодно. Я вспоминала свое знакомство с Айсбергом, я вспоминала маму и детство и неумолимо бежала за машиной все быстрее и быстрее. Чтобы догнать окно и закричать, что хочу пить, что я согласна на все, лишь бы меня отпустили, лишь бы весь этот кошмар прекратился. Меня тошнило от вида солнца, тошнило от вида песка. Я возненавидела все это всеми фибрами своей души.
Но ведь он не убил меня… я все еще живая, и рано или поздно это закончится. Всему рано или поздно приходит конец.
Я подбежала к окну, но оно было затонировано, и что делает внутри этот жуткий человек, мне неизвестно. Постучала, но он ударил по газам и поехал быстрее. Я закричала, упала на песок, и меня потащило животом и лицом по горячему и рассыпчатому мерзкому мареву. Песок забился мне в рот, в уши, в глаза. Я тщетно пыталась встать, и мне казалось, что проклятые песчинки забились совершенно везде и трут. До крови до мяса трут меня везде, и я вся словно напитана ими.
Зачем он делает это? Зачем так издевается надо мной?
– Зачееем? – заорала я, и машина притормозила, давая мне возможность встать. – Зачем тебе это? Тыыыы! Бесчувственная тварь! Я хочу пить! Слышишь, я хочу пить! Когда меня найдут….ты поплатишься за это! Ты….тебя разорвут на части…мой любовник…мой…мой любимый, он президент, слышишь? Он меня ищет! И когда найдет…а он найдет, тебе отрежут яйца. Он меня ищет! Ясно тебе! Ищет!
Пока я орала, машина стояла, и я стучала со всех сил в окно.
– Пииить! Ублюдок! Я хочу пить! Дай мне воды!
В этот момент машина снова поехала.
– Урод! Ненавижуууу! О божеее….пожалуйстааа! Я больше не могу, не могу идти. Я устала, у меня нет сил. Отпустите…прекратите, я согласна на все…на всеееее. Прошу….пожалуйста. Глоточек воды!
Я упала от бессилия и отчаяния на колени, меня протащило вперед, и машина наконец-то снова остановилась. Дрожащая, вся в песке, с красной обгоревшей кожей. С песком даже в горле я стояла на коленях и плакала, глядя на свои дрожащие руки, на следы от веревки и на вспухшую ободранную кожу плод ней. Наверное, я дошла до той точки дикого отчаяния, когда мне самой захотелось умереть. Пусть выйдет и пристрелит меня. Да, так будет лучше, я больше