Троцкий, Сталин, коммунизм. Виталий Сарабеев
решено предложить ЦК утвердить следующий список пятерки – русской части ЦК: Ногин, Дубровинский-Иннокентий (приезд его из-за границы был решен), Р.В. Малиновский, К. Сталин и Владимир Петрович Милютин. <…> Сталин был нам обоим известен как один из лучших и более активных бакинских работников. В.П. Ногин поехал в Баку договариваться с ним»[9].
Причем надо отметить, что данные воспоминания были написаны в 1922 году, и речь в данном случае не может идти о сознательном преувеличении роли Сталина в партии, которое стало частью партийной пропаганды в области истории с 1930-х годов. Можно согласиться с Капченко в том, что «с точки зрения исторической достоверности представляется бесспорным тот факт, что в 1910 году Коба стал котироваться в большевистских верхах в качестве одного из ведущих партийных руководителей»[10]. Два года спустя, в 1912 году, Сталин стал членом большевистского Центрального Комитета.
Активность Сталина в подполье, его накопившийся к тому времени богатый революционный опыт самой «черновой» работы привели к тому, что он оказался востребован в большевистском руководстве. К этому же периоду относятся и наиболее значительные дореволюционные теоретические работы Сталина: «Анархизм или социализм?» и «Марксизм и национальный вопрос». Сталин был по сути «универсальным солдатом» большевизма, способным на самые разные виды революционной деятельности, от написания теоретических статей до участия в организации экспроприаций. Вполне заслуженно он встретил 1917 год одним из лидеров партии большевиков.
Это, впрочем, не значит, что у него не было неверных воззрений. Как и многие партийные практики, Сталин порой проявлял пренебрежение к идейной борьбе в РСДРП, которая велась верхушкой партии в эмиграции. В частности, в 1911 году в письме В.С. Бобровскому Сталин характеризовал происходящее размежевание, столкновение партийных группировок как «бурю в стакане воды»:
«О заграничной “буре в стакане воды”, конечно, слышали: блоки – Ленина – Плеханова, с одной стороны, и Троцкого – Мартова – Богданова – с другой. Отношение рабочих к первому блоку, насколько я знаю, благоприятное. Но вообще на заграницу рабочие начинают смотреть пренебрежительно: “Пусть, мол, лезут на стенку сколько их душе угодно, а по-нашему, кому дороги интересы движения, тот работает, остальное приложится”. Это, по-моему, к лучшему»[11].
Естественно, подобная характеристика борьбы большевиков с оппортунизмом свидетельствовала о недостаточной теоретической подготовке Сталина, о том, что роль идейного противостояния явно недооценивалась им в тот период. Как мы уже показали выше, такая тенденция была заметной среди социал-демократов, в том числе и большевиков, действовавших в России, и Сталин выражал мнение многих подпольщиков. Сталин здесь, пусть и в более умеренной форме, совершал ту же ошибку, что и Троцкий, считая идейную борьбу в РСДРП порождением в значительной мере личных амбиций.
В целом реальный политический
Там же. – С. 251.