Миссис По. Линн Каллен
align="center">
2
На следующее утро я проснулась, дрожа от холода. Оставив в нашей общей кровати съежившихся под одеялом дочерей, я подошла к окну и поскребла стекло, чтобы очистить его от инея. Погода переменилась, шел снег. Он укрывал тротуары и проезжую часть, укутывал крыши, ложился шапками на вычурные завитушки чугунных оград на противоположной стороне улицы. Проехал на санях молочник; грива лошади, а также его собственные плечи и шляпа были покрыты кристаллами изморози.
Поплотнее закутавшись в халат, я подошла к камину и поворошила кочергой подернутые слоем пепла угли. Одна из ирландских служанок Элизы, «вторая девушка» Марта, которая помогала кухарке и горничной, проскользнула в комнату с корзинкой угля и банкой воды. Увидев меня, сидящую на корточках у камина, она зашептала извинения. Когда она занялась растопкой, я еще раз задалась вопросом, как смогла бы выжить без великодушия ее хозяев, и куда мне идти, если нельзя станет злоупотреблять их гостеприимством. О возвращении к матери нечего было и думать, она так и не справилась с разочарованием от моего замужества. Смерть отца в прошлом году только подлила масла в огонь, и теперь мать винила меня в том, что мой брак с Сэмюэлем подорвал папино здоровье. Точно так же были закрыты для меня двери домов моих братьев и сестер, и на то, чтоб найти убежище в объятиях приличного мужчины, надеяться тоже не приходилось. Даже если я разведусь с Сэмюэлем на том основании, что он меня бросил, ни один джентльмен не захочет в качестве супруги чью-то бывшую жену. Я не могу даже позволить себе роскошь завести интрижку. Если я, будучи замужней дамой, обзаведусь сердечным другом, у Сэмюэля появится законное право забрать детей. От жесточайшей бедности и изоляции меня отделяют только Бартлетты.
Марта закончила возиться с огнем и принялась наливать воду в мой кувшин для умывания, а я думала об одетых в обноски детишках, которых я видела на угольном складе неподалеку, промышлявших сбором выпавших из повозок осколков угля. Даже когда я представляла себя обнищавшей, суетливо спешащей, чтоб опередить этих несчастных бродяжек и выхватить у них из-под носа кусок угля, мое воображение рисовало мужа, расположившегося перед весело потрескивающим огнем. Вот он намазывает тост джемом, а его нынешняя пассия, молодая, белокурая и очень богатая, улыбаясь, смотрит, как он ест яйцо. Да рождался ли когда-либо на свет человек более эгоистичный, чем Сэмюэл Стиллман Осгуд?
Десять лет назад, когда мы встретились, мне было двадцать три года. В свои двадцать шесть он был очень хорош в своем роде: высокий, худощавый, грубоватый. Коричневые, будто свежевспаханная земля, волосы и глаза, высокие скулы, как у индейца племени могавков, и сильный, прямой нос. Мы встретились в картинной галерее Атенеума[15] в моем родном Бостоне. Я надеялась, что произведения искусства вдохновят меня на написание стихов. Меньше всего на свете я могла тогда предположить, что этот мужественный молодой человек с множеством кистей для рисования навсегда разрушит мою спокойную, благоустроенную жизнь.
Он работал у мольберта, стоя перед знаменитым