Обалденика. Книга-состояние. Фаза первая. Григорий Курлов
несмелые? – заинтересовался старик. «А что, – подумал он, – мешок возьму, а принцессе вольную дам, пусть сама себе жениха ищет».
– Молодость он вернуть может? – недоверчиво спросил он.
– Так для того же он и придуман был, – царевич от нетерпения даже пританцовывать начал. Он достал лягушку и посадил на камень. – Ну как? Целуешь?
– А-а, была не была, – старик зажмурился, – и прикоснулся губами к чему-то холодному и склизкому…
– Мать честная!.. – услышал он отчаянный вопль царевича. – Опять болото перепутал!.. Это сколько же мне еще лягушек отцу в угоду перецеловать надо, пока настоящую царевну найду!..
Старик открыл глаза. Лягушка по-прежнему сидела на камне и пучила на него круглые глаза. Потом распахнула рот и громко сказала: «Кв-ва-а-ам…»
– В следующий раз, – вежливо ответил ей старик, а про себя радостно подумал: «Мой мешок».
Лукоморье. Песчаный берег с длинной отмелью. Полуразвалившаяся хижина старика со старухой. Рядом с ней кто стоит, кто сидит – собрался кругом немногочисленный рыбацкий люд окрестной деревеньки.
Все неотрывно смотрят на хижину старика и старухи.
– Третий день уже… – говорит кто-то.
– И все без перерыва… – подхватывают рядом.
– Заколдовал кто?.. – предполагают одни.
– …Или умом подвинулись? – сомневаются другие.
– …Старуха старика довела, а там и сама от тоски тронулась… – авторитетно уверяют те, кто поопытней.
Стекла ветхой хибарки подрагивают, изнутри доносится позвякивание посуды, сыпется пыль со стен.
И все это на фоне доносящегося из окон и приоткрытых дверей хихиканья, прихохатыванья, просто смеха, гоготанья и откровенного ржания. В доме смеются, давятся смехом, корчатся от хохота старик со старухой.
– А был еще третий кто-то… – делятся те, кто давно уже здесь. – Громче всех гоготал…
– Черт, должно быть, вот он их и веселил…
– А где ж он сейчас?..
– От смеха, видать, лопнул…
Неожиданно все стихает. Впервые за три дня возле хижины стариков воцаряется тишина.
Медленно, со скрипом отворяется дверь, и во двор выползают вконец обессилившие от смеха старик и старуха.
Народ бросается к ним на помощь, поднимают их на ноги – и отшатываются в удивлении.
– А где же старик со старухой?.. – слышится из толпы удивленный детский голосок.
На пороге стоят не юные, конечно, но совершенно изменившиеся и изрядно помолодевшие бывший старик и бывшая старуха. (Как их теперь называть?)
– Кабы не сели батарейки, – бормотал бывший старик Петя, пошатываясь и придерживаясь за сруб, – еще годков пять скинули бы…
Правда, и без них смеяться наловчились, – слабым голосом продолжал он, – утробой – изнутри то есть. Но когда кто со стороны смехом заводит – много легче получается, поначалу особенно.
Думал, обманул Иван-Царевич, ан нет. И хвори все от смеха кончились. И морщины поразглаживались. И старуха вредность