Розвинд. Тьма. Sunny Greenhill
словно в ажурной колоннаде, сотканной из теней и зелени; она была в простенькой бежевой кофточке из джерси и синих джинсах, но и одежда из золота и шёлка не сделала бы её прекраснее в тот момент, когда она сказала: «Конечно, Стэнли, я согласна».
Но иногда память вытаскивала на свет красную тряпку воспоминаний о том дне, когда он узнал о её гибели, и тогда у него перед глазами снова появлялось восковое, безжизненное лицо, принадлежащее брошенному душой телу, более не имеющему с его любимой ничего общего. В такие дни он был ещё более отстранённым, поглощённый неудержимой злостью к тем, кто готов растоптать любого на своём пути ради денег или развлечения, совершенно не заботясь о причинённом ущербе. Он проклинал не только двух убивших его жену ублюдков, он ненавидел всех подобных им носителей вируса бешенства.
Сегодня настал как раз такой день, и ему приходилось надолго прерывать работу, пока не спадала багровая пелена и не разжимались стиснутые до дрожи кулаки.
Когда на него в очередной раз накатил кипящий прилив ярости, он встал с кресла и пошёл в туалет, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Он с трудом переставлял ноги, видя только просвечивающее через красную вуаль мёртвое лицо жены, а другие работники офиса боязливо перешёптывались у него за спиной, замечая его перекошенное лицо и слыша вырывающееся с присвистом через крепко сжатые зубы дыхание.
– Конечно, жалко Стэнли, но иногда он начинает меня пугать! – негромко сказала Элла Бишоп, полноватая крашеная блондинка в красном хлопковом жакете и плисовой юбке до колен, выглядывая в проход.
Билл Стэмтон, затачивая карандаш, добавил:
– Он должен взять отпуск и привести нервы в порядок. И как можно скорее, пока начальство не решило, что его присутствие тут нежелательно.
– А по мне, так надо самим намекнуть боссу, что ему пора указать на дверь! Никто не знает, что творится у него в голове. Завтра он окончательно съедет с катушек и принесёт в офис пистолет! – возмущённо замахал руками менеджер по коммуникациям с общественностью Сэм Казатонис, и все ещё раз с опаской посмотрели вслед подозрительному коллеге.
Зайдя в сверкающий кафелем и зеркалами туалет, Стэнли на минуту зажмурился и глубоко вздохнул, затем подошёл к отделанной под мрамор раковине, повернул хромированный вентиль на полную мощность и, подставив под ледяную струю голову, стоял так, пока череп не начало ломить, а кровавый туман не рассеялся. Оперевшись на раковину, он смотрел в зеркало, а вода ручьями стекала с волос и струилась по лицу, смешиваясь с хлынувшими из глаз, как только выдохся охвативший его гнев, слезами. Это приносило некоторое облегчение, как будто концентрат боли растворялся и вытекал из мышц и сухожилий, оставляя внутри лишь блаженную пустоту.
Стэнли закашлялся: оказалось, он не заметил, как перестал дышать. Зажмурившись, он судорожно вздохнул, пытаясь унять боль в лёгких,