Французская волчица. Морис Дрюон
гребцов; какой-то человек, закутанный в широкий темный плащ и в темном капюшоне, сидел на корме; он тихо свистнул три раза. Беглецы прыгнули в лодку.
– Милорд Мортимер, – сказал человек в плаще, протягивая руки.
– Милорд епископ, – ответил беглец, тем же жестом протянув свои руки.
Его пальцы нащупали кабошон перстня, и он прикоснулся к нему губами.
– Go ahead quickly![11] – скомандовал прелат гребцам.
И весла вспенили воду.
Адам Орлетон, лорд-епископ Херефордский, назначенный на эту должность папой против воли короля и возглавлявший оппозицию духовенства, способствовал побегу самого знатного сеньора королевства. Все было сделано и подготовлено Орлетоном, это он склонил на свою сторону Элспея, уверив его, что в награду за помощь тот получит целое состояние и место в раю, это он снабдил его зельем, которое погрузило Тауэр в сонное оцепенение.
– Все прошло удачно, Элспей? – спросил он.
– Как нельзя лучше, милорд, – ответил помощник коменданта. – Сколько времени они еще проспят?
– Не меньше двух дней… Здесь у меня то, что обещано каждому, – сказал епископ, распахивая плащ и показывая тяжелый кошель. – И для вас, милорд, у меня тоже имеется сумма, которой вам хватит по крайней мере на несколько недель.
В эту минуту до них донесся крик часового:
– Sound the alarm![12]
Но лодку уже подхватило течение, а самые отчаянные крики часовых не в силах были разбудить Тауэр.
– Я обязан вам всем, и прежде всего жизнью, – обратился Мортимер к епископу.
– Доберитесь до Франции, – ответил епископ, – только тогда вы сможете меня благодарить. На другом берегу, в Бермондсее, нас ждут лошади. В Дувре мы зафрахтовали корабль. Он уже готов к отплытию.
– Вы отправитесь вместе со мной?
– Нет, милорд, у меня нет никаких причин для бегства. Как только я посажу вас на корабль, я возвращусь в свою епархию.
– А вы не опасаетесь за свою судьбу после того, что произошло здесь?
– Я служитель церкви, – ответил епископ с легкой насмешкой в голосе. – Король ненавидит меня, но тронуть не осмелится.
Этот прелат, спокойно и уверенно разговаривавший на водах Темзы так, словно находился у себя в епископском дворце, обладал незаурядным мужеством, и Мортимер искренне восхищался им.
Гребцы сидели в середине лодки; Элспей и брадобрей устроились на носу.
– А что королева? – спросил Мортимер. – Видели ли вы ее? Ее по-прежнему мучают?
– Сейчас королева в Йоркшире, где путешествует король. Кстати, это облегчило наше предприятие. Ваша супруга, – епископ выделил голосом это слово, – ваша супруга вчера передала мне оттуда последние новости.
Мортимер почувствовал, что краснеет, и возблагодарил темноту, скрывшую его смятение. Он побеспокоился о королеве раньше, чем о своих родных и о своей собственной жене. И почему, спрашивая о ней, он понизил голос? Не означало ли это, что все полтора года в заточении он думал лишь о королеве Изабелле?
– Королева
11
Вперед, быстро!
12
Тревога!