Мы дети войны. Клара Скопина
репрессии 1931 г. отец потерял (погибли от голода) жену и троих детей, носивших наши имена гречат. Видимо, и отец, и мама имели договоренность сохранить детям прежние имена детей.
Отец – Грек Григорий Иванович.
Мы счастливо жили в Запорожье, где отцу никто даже намеком не напоминал о репрессии (за его отношение к коллективизации). Отец и мама числились в ударниках. Отец даже ездил на фаэтоне, иногда катая и нас. Вместе с мамой и помощью родственников, приезжающих к ним на помощь. К 1940 г. построили свой дом. Если я и Тамара родились в землянке, то Катя – уже в новом родительском доме. Володя учился в школе, он до войны успел окончить четыре класса. Мы жили не бедно, даже знали, что такое конфеты.
И вдруг страшное известие для родителей, но не для нас, детей, – война.
ДнепроГЭС уже построен, построены и заводы в Запорожье. Только живи. Все стало вверх дном!
До прихода фашистов, т.е. с 22 июня по 4 октября, Запорожье демобилизируется, т.е. все, что можно, вывозится на восток. До призыва кто добровольно, кто по повестке ушли в ряды Красной Армии, а на еще работающие заводы пришли старики, подростки и женщины.
Областной комитет ВКП (б) создал специальные бригады для демонтажа оборудования и нужной продукции для отправки на восток. Мой отец, хотя и не коммунист и никогда не помышляющий о партии, призван обкомом партии, поскольку был главным диспетчером гужевого транспорта Днепростроя, знал всех извозчиков, их адреса, их возможности, включен в состав спецпризыва.
Мы с того времени фактически отца дома не видели, так как погрузо-разгрузочные работы велись круглосуточно и, как правило, вручную. Поскорее погрузить и отправить на восток. Всем участникам этой операции, в том числе и моему отцу вместе с семьей гарантирована отправка с последним эшелоном на восток. Отец упредил маму, чтобы она готовилась с детьми для такого отъезда. И она готовила, скупая крупы, сахар, готовя сухари. К сожалению, уже перед, казалось бы, концом работ отец надорвался и лежал в больнице, где ему нужно было сделать операцию, а делать было некому, все врачи мобилизованы в армию. Мама навещала отца, но нас не приводила к нему.
Никто из обкомовского призыва на поезд не попал, потому что фашисты внезапно ворвались в Запорожье. Последний поезд с грузом, до которого даже последний обоз с товарами не дошел, под обстрелом успел вырваться на восток. Мы оказались в оккупации. Фашисты специально вылавливали членов бригад-мобилизационщиков, которых тут же расстреливали, их выдавали сами жители.
Мы жили на левой части Днепра, а отец прятался где-то на правой. Плотина ДнепроГЭС связывала два берега, но ее взорвали красноармейцы, а фашисты вынуждены были навести паромную переправу.
Отец ещё раньше предупреждал маму, что если они не уедут на восток, то вынуждены будут уехать в село, где жили родственники отца, иначе в городе с такой семьей не выжить. И попадаться на левом берегу отец не мог, иначе его бы расстреляли.