Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны. Василий Звягинцев
закурил уже третью сигару, вновь положил перед собой «Книгу перемен» и взял в руки черенки папоротника.
Выпала гексаграмма номер сорок восемь, «Цзинь» (колодец).
В колодце – ил, им не прокормишься!
При запущенном колодце не будет живности.
Вода в колодце падает, просвечивают рыбы на дне.
Бадья же ветхая, и она течёт.
Колодец очищен, но из него не пьют.
В этом скорбь моей души, ведь можно было
Черпать из него.
Если бы царь был просвещён, то все обрели бы
своё благополучие.
Колодец облицован черепицей!
Хулы не будет!
Колодец чист, как холодный ключ.
Из него пьют.
Из колодца берут воду, не закрывай его!
Владеющему правдой – изначальное счастье[63].
«Ну что же, – подумал Ойяма. – Пока прибудет посланец, есть время помедитировать…»
Глава четвёртая
Идея, с которой несколько дней назад Воронцов обратился к Фёсту, была крайне проста. Может быть – проста до наивности. В свои студенческие годы, начав изучать психиатрию, тогдашний Вадим Ляхов был поражён одним незначительным, в общем-то, открытием. Оказывается, человека, страдающего, например, шизофренией, невозможно переубедить в его бредовых идеях. Вроде бы человек интеллектуально сохранен, вполне ориентируется в окружающей действительности и остаётся тем же кандидатом технических наук или известным литератором. Но поселяется в нём некая сверхценная идея, избавить от которой его столь же трудно, как вылечить сифилис плясками шамана вокруг костра. Вадим пытался целый семестр «наставить на путь истинный» одного пациента. И отступился. Осознал, что некоторые убеждения сродни этой самой белой спирохете – логическим доводам и демонстрации каких угодно экспериментов не поддаются. Например – коммунистические или ваххабитские у ряда граждан. У других – лечатся вполне.
Вот Воронцов и предложил проверить – нормальный ли человек американский президент. Сможет ли он, ознакомившись с тщательно подобранными документами и получив какие-то гарантии очевидных преференций для себя и своей страны, резко сменить политический курс, грубо говоря – с трумэновского на рузвельтовский.
Личность Ойямы была проанализирована с помощью «стратегического симулятора» Берестина после того, как Шар выдал достаточно материала для анализа. Получилось, что искомая возможность не исключается. Да мало ли было в истории деятелей, которые, «пересмотрев свои взгляды» и суть «государственного интереса», меняли курс кто на девяносто, кто на сто восемьдесят градусов. Ближайшие примеры только из XX века – руководители Финляндии, Румынии, Болгарии в конце Второй мировой войны, коммунистические руководители бывших советских республик и «стран народной демократии» – в восьмидесятые-девяностые
Автор обращает внимание, что приводимые гексаграммы не подобраны к сюжету. Они действительно выпадали при игре «за Ойяму».