Маг в законе. Том 2. Генри Лайон Олди
баро. И сейчас не гадаешь: пустое это дело, даже для козырного бродяги – самому на себя гадать, если только не «видок» ты. Да и «видоку» не все видно… Гадать не гадаешь, зато думать – думаешь.
Так ведь, Друц, душа непутевая?
Все так, все верно. Отродясь столько не думал, сколько сейчас. Стареешь, должно быть. Вон и домом на старости лет обзавелся. Виданное ли дело: дом у таборного рома?
Ан, выходит, бывает, что и дуб кивает…
– Завтра у «щеглов» из второй роты пробная выездка. Как, Ефрем Иваныч? – покажешь джигитовку, тряхнешь стариной?
– Отчего ж не показать, Илларион Федотыч? – обернулся ты навстречу пожилому вахмистру, как всегда, неслышно подошедшему сзади. Вернее, это вахмистр полагал, что неслышно; и ты не разубеждал его. – Когда выездка-то? Как обычно, в девять?
– В девять. Только ты гляди, Иваныч, рупь-за-два, без этих твоих… Без конфузиев, значит. Как в тот раз… Чтоб не увлекался, значит.
– Обижаешь, Федотыч. – С вахмистром ты давно был на короткой ноге. И звал его по-свойски, зачастую без труднопроизносимого «Иллариона», просто «Федотычем», взамен уставного «ваше рвение». Надо сказать, что и сами училищные дядьки-наставники уставного обращения не любили. – Да ведь и ты рядом будешь. Одернешь, ежели что?
– Одерну. Только пока я тебя, кучерявого, дергать кинусь… Постарайся, рупь-за-два? «Щеглы» ведь, они «щеглы» и есть, желторотики! Пока разберемся: у кого нюх, у кого глаз, у кого хватка… ну, ты меня понял…
Морщинистое лицо Федотыча съежилось печеной картошкой; он оглушительно чихнул, трижды перекрестив рот.
Чтобы бес не влетел.
По сей день тебя мучили сомнения: есть ли у вахмистра допуск к спискам негласных сотрудников. Намекает ли? знает ли, с кем имеет дело? просто делится сомнениями?! Федотыч был не из «нюхачей», не из старших преподавателей, но служака опытный, тертый жизнью, у таких не в звании счастье, не в чине дело.
Может, и знает, да виду не подает.
Бросает тихую натырку: «Пока разберемся, у кого нюх… ну, ты меня понял…» А если не понял ты его, значит, не понял. Бранить начальство не станет – прямой команды не поступало; а вахмистрова блажь с ходу учинить «щеглам» двойную проверку…
Или ты все-таки лишнее заподозрил?!
– Буду стараться, Федотыч. Ну, бывай, до завтра.
– До завтра, Иваныч.
При первом, мимолетном взгляде глаза вахмистра Федотыча похожи на оловянные пуговицы. И при втором – тоже. Но вы не поленитесь, взгляните в третий раз:
…пристань.
Не какие-нибудь там покосившиеся рыбачьи мостки, хотя, конечно, и не каменный причал для морских судов. Речная пристань в тихой затоке – старая, надежная, крепкая. У пристани баркас покачивается. Краска на баркасе выцвела, облупилась, названия не разобрать, но по всему видать – справная посудина, проверенная.
Еще послужит хозяевам.
Дожил, каторжник беглый?! «Рад стараться!» – вахмистры по отчеству кличут, кочевать бросил, обстоятельным человеком стал, мещанского сословия! Степенный, неторопливый… набожный даже.