Просто Маса. Борис Акунин
хорошо. Теперь только [7]».
Девушка, лица которой Тацумаса так и не увидел, а имени так и не узнал, родила двенадцать месяцев назад, в [8]. Дитя роженице не показали, чтобы не доставлять ей лишних страданий, а сразу унесли и передали кормилице. Мать же отправилась обратно в деревню, получив за работу щедрое вознаграждение, пять золотых [9] – будет богатой невестой. А в Доме-под-березой поселилось счастье.
Тацумаса ласково приоткрыл младенцу губки, сунул в ротик палец, пощупал десну. Когда сын спал, разбудить его было невозможно.
– Правда зуб! – прошептал мастер, блаженно жмурясь. – Острый, как у тигра.
– Ара! – всплеснула руками О-Судзу. – Скоро придут гости, а я, бестолковая, забыла [10]! И вам нужно одеться. Я приготовила вам темно-синее кимоно в цвет ночного неба и [11] с серебряным узором в цвет луны.
Убранство гостиной было идеальным для поэтического вечера, пришедшегося на поздневесеннее полнолуние. Свечи освещали только стол, чтоб не соперничать с небесным сиянием, когда придет время открывать сёдзи в сад. На столе – письменные принадлежности, табак и трубки, а также сезонное угощение: рисовые пирожные, мармелад в виде цветков сакуры и яблони, кувшинчики и чашки для сакэ. Благовонные палочки источали тонкий, неназойливый аромат свежей травы. Из деревянной лаковой клеточки доносилось умиротворяющее пение сверчков.
Первым, ровно с наступлением Часа Собаки, прибыл неизменно пунктуальный Саяма, знаменитый врач по внутренним болезням. Он всегда ходил пешком, в сопровождении двух слуг: один нес фонарь, другой зонтик. Время дождей еще не наступило, но сенсей без зонта из дому никогда не выходил, он был человеком твердых привычек. Приношение к столу Саяма вручил сам: парчовый узелок, в нем стеклянная банка с чем-то бордовым.
– Это засахаренная клубника, называется «дзяму». Я ездил за ней в Ёкохаму. Там открылся «хотэру», гостиница для иностранных моряков, и при ней есть лавка. Столько всего интересного! Попробуйте, попробуйте!
Ему не терпелось угостить хозяев заморским деликатесом. Сенсей был знатоком голландских наук и любителем всего чужеземного, человеком экзотических суждений и, случалось, нес ужасную чушь. Например, всерьез утверждал, что у ёкохамских варваров тоже есть своя культура, а не только арсенал технических трюков. И все же Тацумаса относился к чудаку с почтением. Саяма был достойнейший человек, только немножко утомительный. В стихосложении он, увы, мало что смыслил, но считал себя выдающимся поэтом и не пропускал ни одного вечера рэнга.
Тацумаса обмакнул палочку в подозрительную липкую массу, гадливо облизнул. Вкус и цвет у пресловутого «дзяму» был ужасающий: будто муха нажралась сахара и ее потом вырвало кровью. А учтивая О-Судзу поела и похвалила. У доктора от удовольствия глаза под толстыми стеклами,
Богиня Каннон
Буддийская богиня милосердия. У нее тридцать три ипостаси и очень много рук, потому что нужно помогать большому количеству людей.
В эпоху Эдо японские христиане, вынужденные тайно исповедовать свою запретную религию, часто молились богине Каннон, мысленно называя ее Девой Марией, поскольку за хранение иконы можно было поплатиться жизнью.
Первый год эры Манъэн
Японская система летоисчисления – вплоть до настоящего времени – делится на «эры», которые, впрочем, иногда бывали совсем короткими. «Эра» (дзидай) непременно обновляется с воцарением нового императора, но в истории часто случалось, что при одном и том же монархе объявлялись и новые «эры». Обычно это происходило, если «эра» не задалась и требовалось произвести перезагрузку.
Название «эре» выбиралось очень тщательно, с учетом множества сакральных обоснований. Все названия благозвучны и красивы. «Манъэн», например означает «Длящаяся десять тысяч лет». Провозгласил ее император Комэй (1846 – 1867) в 1860 году после того, как предыдущая эра Ансэй («Спокойное правление») оказалась чрезвычайно неспокойной. Манъэн впрочем тоже не оправдала надежд. Потому она продлилась не десять тысяч лет, а всего один год (1860-1861).
Рё
Японские деньги в конце периода Эдо (1600 – 1867) были медными, серебряными и золотыми. Самой крупной денежной единицей был золотой рё (монета называлась «кобан») весом 11,2 г. Для сравнения: викторианский золотой соверен весил 7,3 г, а золотой пятирублевик (полуимпериал) 1895 года весил 6,5 г, то есть японский рё ценился очень высоко.
В одном рё было 50 серебряных моммэ или 4 000 медных грошей мон.
Чернение зубов
Замужние женщины покрывали зубы черным лаком, что в глазах европейских путешественников выглядело довольно устрашающе.
Иностранцы полагали, что японки нарочно себя уродуют, демонстрируя верность супружескому долгу. На самом же деле лак выполнял функцию защитного слоя. У японцев в рационе питания не хватало железа, и особенно страдали женские зубы, потому что после родов процесс разрушения ускорялся.
Ну и вообще: кто сказал, что белые зубы – это красиво? Дело вкуса.
Хаори
Этот предмет туалета обычно надевался поверх кимоно ради пущей торжественности. Хаори самурая на плечах, рукавах и спине могли быть украшены вышивкой в виде фамильного герба.
Молодой человек из хорошей семьи принарядился.