Нижегородская навь. Начало. Ольга Клевер
быть защитой народу, просившего об этом. Родившись спустя много лет в роду своих убийц, я стал Искандером, сыном Ибрагима. Но пришла беда, и брат стал убивать брата, и каждый брат звал меня на свою сторону. Я не мог ни предать, ни помочь, ни остановить кровь. Я стал кривдой, ошибкой. И, конечно, за мной пришли охотники. Охотники имеют силу и право убивать бессмертных, потерявших смысл бытия или противоречащих ему. Я не спорил и не сопротивлялся на этот раз. Я хотел скорее перестать видеть, как братья убивают друг друга, и чужие без боя забирают их жен и детей. Не мог слышать мольбы о помощи и упрёки. Но я не мог поднять руки на того, в ком течёт хоть капля крови священного для меня рода. Когда пришли охотники, всё, что я попросил для себя, – умереть смертью достойных и уйти с честью. В те времена там, где я жил, достойнейшей считалась смерть без кровопролития. Мне оказали честь. По традициям великих ханов мне сломали спину и оставили умирать. В степи это считалось почётным. Так бы и исполнился приговор Прави, если бы не ваш отец.
Лука слушал и пристально глядел на Искандера. Старик продолжал:
– Когда жизнь уже едва теплилась во мне, на становище, где меня собирались снова похоронить с почестями, напала ватага оборотней. Охотники отбыли до того. Они были уверены, что со мной кончено. Однако одному из нападавших русов взбрело в голову забрать меня. Какой бес им тогда правил, он не смог мне рассказать и спустя много лет. Однако посреди той резни, что была на моей несостоявшейся тризне, ваш отец завернул меня в ковёр, на котором я лежал, и увёз с собой. То ли ради смеха, то ли на зло противнику, думаю, что он и сам не знал. Так вот я и остался живым да безногим. Его жена выходила меня. Ваша матушка.
– А охотники не пришли за вами снова? – спросила Ксеневра.
– Казнить по два раза Бог не велит. Да и кто бы из моего народа стал просить помощи и защиты у калеки? Охотникам я такой не нужен. Так что батюшке вашему и родовой вашей непредсказуемости я обязан жизнью. А Аделаиде Николаевне долголетием.
– Как это? – удивился Лука. На секунду ему показалось даже оскорбительным, что Аделаида с её книжками и безделушками, бесконечно далёкая от ратного дела, оказалась не просто знакома с его кумиром, но тот ещё и считает себя обязанным ей.
– Очень просто, юноша. Вы помните, от кого узнали обо мне?
– О вас все знают. Все мои друзья с самого детства. Мы играли, дрались, кто будет вами…
– Но всё же. Припомните, откуда вы знали, как в меня играть? Какой я?
Лука покраснел:
– Аделаида Николаевна рассказала.
– Вот так как-то. И не только ваши друзья, но и смертные не забывают моей парадной истории благодаря мифотворцам. Тем и жив.
В наступившей тишине слышался грохот трамвая. Трофим воспользовался паузой и снова достал газету.
– Да, дела прежние. Только зачем же ты, друг мой, об этом разговариваешь с подлым народцем-то, борзописаками? Зачем же такие вот статьи?
– Уж не думаешь ли ты, что я и впрямь это написал?
– Так