Иерусалимский синдром. Петр Альшевский
Это вполне по-женски – они нередко лелеют огненное озеро вброд перейти.
Павел. Какой еще горизонт? Что за шутки? А? Смеешься, наверное… Она смотрит на нас.
Петр. Даже если и так, тебе-то что?
Павел. Она не может на нас смотреть. (двигает руками, крутит шеей, проверяет ее реакцию) Мы невидимые.
Петр. Все правильно, видеть нас она не может. А смотреть сколько душе угодно.
Павел. Ты мне только про душу не говори… разбираюсь, Слава Богу, я в этом.
Еще немного посмотрев на невидимых апостолов, Мария ковыляет обратно к скамейке. Садится и потерянно разглядывает костыли. Вскоре появляется Иосиф.
Иосиф. Все нормально?
Мария. Ничего, неплохо – сижу, взрослею, дегенирирую. А ты чего ждал?
Иосиф. Этого и ждал. Надеялся.
Мария. Приземленные у тебя надежды.
Иосиф. Надежда не мечта – она по земле ходит. (садится) Твое яблоко.
Мария. Спасибо тебе, добрый юноша – накормил ты инвалида, насытил его витаминами, положил на материальные потери ради совершения столь благого поступка.«Мяса куски вперемешку с вином во сне изрыгаю»… Похоже, сладкое.
Иосиф. А у меня не очень. Горчит и червивое. Выбирал, выбирал и выбрал… Как специально подсунули…
Мария. Ты бы купил себе несколько яблок – были бы неплохие шансы, что среди них и вкусное обнаружится. Берешь яблоко, надкусываешь – гадость. Берешь другое, третье – на лбу выступают капельки пота, азарт бьет ключом, перекусанные пополам черви валяются под ногами…
Иосиф. Я себе два яблока купил.
Мария. И где второе?
Иосиф. Я его по дороге съел. Так что оно не второе, а первое – второе я съел при тебе.
Мария. Ну, и как было первое? Которое не при мне, а по дороге ко мне.
Иосиф. Оно было лучше. Категорически сочнее и нежнее.
Мария. Это знак.
Иосиф. Какой знак? Пожалуйста договаривай. Не будь себе на уме, когда нить я теряю – подобная скрытность тебя не красит… Что за знак? Какой?
Мария. Мощно подталкивающий к бескомпромиссному одиночеству. Не чеши затылок, сейчас поясню – яблоко, съеденное без свидетелей было лучше по всем параметрам, так?
Иосиф. Не по всем. Когда я ел первое яблоко, я волновался за тебя, когда же второе, всего лишь плевался от горечи. Не от горечи жизни, а от горечи яблока – я готов поклясться, что когда я ел лучшее яблоко, мне было хуже.
Павел. Не клянись! Не клянись и все! Грех это!
Петр вырывает у него пульт и им же замахивается. Пока не бьет – сдерживается, но еле-еле.
Иосиф. Мне не достает мужской жесткости. Мой отец не стал бы отравлять поедание первого яблока психозом и волнением. Чем-то я в него, чем-то в маму…
Мария. А кто она?
Иосиф. Женщина.
Мария. Я это не оспариваю, но наверняка ее можно позиционировать и как-нибудь по-другому? Или исключено —женщина и женщина?
Иосиф. В ее участи нет ничего сногсшибательного. Совершенно. Не актриса, не знахарка, не метательница спортивного молота – она