Миражи, мечты и реальность. Людмила Ивановна Салагаева
всей полнотой власти. Умение эту власть употребить ей приходилось иногда доказывать на деле. Так, последний раз это случилось незадолго до начала войны.
Отец Аси, по-семейному – Гусь, будучи удачливым старателем, а это значило также, что у него водилась заначка от семьи, пристрастился к выпивке. "Большая", так заглазно звалась бабушка, пыталась разъяснить Гусю, куда ведёт этот путь, однако, дальняя перспектива – быть отвергнутым Богом из-за того, что пропивает душу, оказалась неубедительной.
Однажды, дождавшись пока пьяный Гусь проспится, накормив его завтраком, она так же деловито велела спустить штаны и подставить зад. Ослушаться он не посмел. Большая взяла, вымоченное в воде тяжёлое льняное полотенце, вчетверо сложенное, и принялась стегать его, приговаривая:
– Это тебе цветочки, сукин сын! Она била Гуся и плакала. Гусь извивался, кричал, но наказание принял до конца.
Со спиртным он завязал накрепко: когда на фронт уходил, и Большая поставила на стол сбережённую бутылку церковного кагора, только головой мотнул, дескать, от принятого не отступаю!
Так что Гусёнок был оставлен волей бабушки и развивался до срока в своей тёплой вселенной под стихи поэта Есенина. Ася, никогда не слышавшая самого поэта, и, вообще, ни одного живого поэта, произносила стихи нараспев, как получается у них самих. Прекрасные образы возбуждали уже пульсирующую любовь к ребёночку, всё вокруг преображалось, и кружились разноцветные миры, в которых мысленно пребывала Ася со своим растущим сокровищем.
– Боже, пусть дитя станет поэтом, – не раз горячо молила молодая мать.
Когда дядя услышал о таком особенном расположении Аси к стихам, душа его кувыркнулась от радости:
– А ведь я тоже пишу стихи, – сказал он волнуясь. – С фронта несколько тетрадок привёз. Так что скажешь?
Вспомнив, кстати, что у неё есть мать и бабушка, она пообещала дать ответ завтра.
– Я сегодня приду, – настаивал на своём дядя. И вечером того же дня состоялось знакомство с Асиной семьёй. Решено было съехаться и жить всем вместе в отведённом ему директорском доме.
И вот теперь, десять лет спустя после этого события, мы едем к нашему родственнику в гости. Где-то на полпути привычная степь с пологими сопками и отвалами породы сменилась ущельем между двух хребтов, поросших густым лесом. Несколько раз пересекли одну и ту же порожистую, гремучую, золотоносную речку, и, наконец, поезд, спотыкаясь на поворотах, свистя и разбрасывая клубы дыма, въехал в небольшой городишко, похожий на лукошко, где курица высиживает птенцов. Прямо от станции к дядиному жилью вела натоптанная в траве тропинка.
Дом поразил меня великолепием деревянной веранды, охватывающей его по периметру. Он возвышался на холме как маленькая крепость. Палисадник вокруг строения был полон сирени, черёмухи и белоствольных берёз. Пение птиц и жужжание пчёл усиливало праздничное настроение.
Нас встречала вся семья. Дядя Тимофей, большой и весёлый, передвигался