Грядущее. Николай Михайлович Кожуханов
каком-нибудь углу и ждать своего конца, не двигаясь, не дыша.
Я чувствовал себя маленьким ребенком, которого в наказание закрыли в чулане или на чердаке. Но любому наказанию приходит конец и тебя выпускают на свет, на волю, а беда, что пришла сегодня, видимо, надолго.
«А как же мой сын? Каково сейчас ему? Если уж я паникую, то что сейчас чувствует семилетний ребенок! Что говорит ему мать? Как его утешает?»
В ответ ветер дул только сильнее, да назойливый стук железки перешел в истерическое скрежетание. Мертвый мир не желал говорить на языке живых, ему были неведомы слова и эмоции. Он был холоден и равнодушен.
Должен сказать, что в мире действительно похолодало. Температура по моим ощущениям снизилась до нуля, хотя на дворе еще стоял август. Я думал, что после взрыва атомной бомбы земля будет горячей, но вышло иначе. Она быстро остыла, хотя, может быть, я просто долго пролежал в беспамятстве.
«Теперь каждый сам по себе и сам за себя, – решил, немного поеживаясь, я. – Нужно беречь силы, чтобы дойти до дома. А путь впереди неблизкий».
Вот и перрон станции метро «Выхино». Опоры, державшие его, подкосились, но в целом конструкция уцелела. Ни на платформе, ни возле нее не было людей – ни живых, ни мертвых, не было и их вещей. Казалось, мир просто стер любые напоминания о человеке, а что не смог стереть, то изменил до неузнаваемости. Лишь мое существование нарушало гармонию мертвого мира.
Я взобрался на платформу, так как по рельсам дальше идти было невозможно, на их месте разверзлась глубокая воронка. Аккуратно ступая по поверхности перрона, который был покрыт паутиной мелких трещин, грозящих превратиться в бездонные провалы, мне удалось без происшествий миновать его и вновь ступить на твердую землю. Ничего нового я не увидел. Только, пожалуй, еще острее ощутил недовольный, укоризненный взгляд домов-великанов.
«Хватит себя изводить, – приказал я себе. – Сосредоточься на главном! А главное сейчас найти еду».
Поиски были безуспешны. Тогда я решил идти по уцелевшим железнодорожным путям, которые шли параллельно превратившейся в глубокий ров линии метро, так как других ориентиров, которые позволяли найти путь домой, у меня не осталось. Для этого мне пришлось пройти по бетонной балке, перекинутой через ров, как будто кто-то специально сделал этот мост именно для меня. Я шел, балансируя над обрывом, на дне которого зловеще чернела какая-то жижа.
Проще было бы вернуться назад и перейти на параллельные метро линии железной дороги, но мне ужасно не хотелось возвращаться, внутри меня терзало нестерпимое желание поскорее оказаться рядом со своей семьей, да и возвращаться плохая примета.
Преодолев преграду, я продолжил свой путь. Вскоре станция метро осталась позади. Я зашагал вдоль непострадавших рельсов. Правда, они были сильно изъедены ржавчиной, местами даже насквозь, что было странно, ведь ржавчина не возникает мгновенно, для этого требуется время, а после взрыва прошло лишь несколько часов, может быть, день.
Идти вперед было несложно.