Вечный кролик. Джаспер Ффорде
тоже слышал что-то такое, но вместо этого сказал:
– В масках, к тому же, очень трудно что-либо увидеть.
– Девяносто секунд! – объявила миссис Тэтчер.
– Вам повезло, – сказал я, доставая с полок два пыльных тома. – Эти книжки вам подойдут?
Я показал ей обложки, названия на которых были написаны на кроличьем языке. Ни я, ни любой другой представитель человеческого рода не мог разобрать эти письмена[3]. Даже по прошествии пятидесяти пяти лет ни один человек не смог в совершенстве освоить ничего сложнее самых базовых правил кроличьего языка, как устного, так и письменного. Любые попытки людей заговорить на родном языке кроликов обычно вызывали у последних приступ истерического смеха и до сих пор оставались одной из главных тем для острот их комиков, наряду с шутками про уши, размер потомства, широкий этимологический смысл латинского слова cuniculus и анекдотами про пьяного кролика, по ошибке вошедшего не в ту норку во время брачного сезона.
– Ух ты! – воскликнула Конни, хватая одну из книг. – «Планета зайцеобразных». Вот это находка.
Я не был большим знатоком «Проекта по адаптации литературы для кроликов» начала восьмидесятых годов, но я точно знал, что из почти сотни книг только на одну был наложен запрет. В пересказе «Планеты обезьян» доминирующей формой жизни на планете стали кролики. А сама книга стала горячей темой для обсуждения среди политиков, но, что важно, не среди самих кроликов. Антикроличья партия Соединенного Королевства, тогда еще только становившаяся на ноги, заявила, что главная сюжетная линия романа «не способствует добрососедским отношениям между людьми и кроликами», и добилась того, чтобы тираж изъяли и уничтожили.
– Наверное, судейские ищейки ее упустили, – сказал я.
– Я прочту ее семье, – улыбнувшись, сказала Конни. – Может, в ней будет над чем подумать.
Кролики редко читали в одиночестве. Они считали чтение книг зрелищным представлением, а не индивидуальным занятием. «Зачем делать что-то в одиночку, если можно поделиться этим с другими?» – говорили они.
– Запрещенная книга? – спросила Невилл Чемберлен, завершившая расстановку книг на полках и вернувшаяся к нам. Она схватила книгу и попыталась ее отобрать, но Конни не ослабила хватку. Так они и встали, обе держась руками и лапами за книгу, перетягивая ее туда-сюда между собой.
– Она стояла на полке, – сказала Конни Кролик. – Значит, ее можно выдавать читателям. Так же и работают библиотеки.
– Вот только мне не надо рассказывать, как должна работать библиотека. – Тон Невилла Чемберлена перестал быть любезным, и перед нами оказалась ретроградка миссис Маллет. – Я была библиотечным волонтером, когда ты еще не знала, что такое морковка.
Насмешка была глупой, и они обе это понимали.
– Ух ты, – сказала Конни. – Как вы меня припечатали.
– Сорок пять секунд! – объявила миссис Тэтчер, и передо мной встала дилемма. Если Конни теперь была той же Конни, что я знал тогда, то она
Кроличья письменность похожа на подтеки грязи вроде тех, что остаются на крыльце после сильной непогоды. К слову, в кроличьем алфавите всего шесть букв: Н, И, Р, Х, У и Ф. (Здесь и далее без спец. уточнений прим. автора.)