Каждый должен быть нормальным. Лука А. Мейте
как можно быстрее подняться наверх и не слышать их разговора, который неизменно пойдет обо мне. И кто-нибудь из них двоих обязательно позже придет ко мне для очередной беседы. Чего только они все пытались со мной сделать? Исправить, что ли? Вылечить? Под их серьезными и жалостливыми взглядами я всегда чувствовал себя ненужным. Что в пятнадцать лет, что в двадцать семь.
Сил абсолютно не было, в душе царила предательская пустота. Я лежал, смотря в темный потолок своей комнаты, и разрывался между желанием убежать и нежеланием даже поднять руку. Думалось только о том, как же я от всего происходящего в моей жизни устал. По сути, я сам кузнец своих проблем, но с другой стороны, от меня давно ничего не зависело. Все мои выборы в жизни всегда осуждались, и я в страхе ошибиться просто перестал их делать. Родители требовали найти девушку, они отчаянно хотели внуков, а сестра требовала перестать быть необщительным овощем, при этом не пытаясь понять, что мне хорошо и так, и свою боязнь подпускать к себе людей я не считаю ужасной. Уж лучше быть одному, чем снова преданным всеми и разбитым на части, которые самостоятельно не склеишь. Я и так еле заставил себя жить после смерти брата. Они просто не имели права требовать от меня большего. Были бы у меня еще силы им это заявить.
У меня никогда не было настоящих друзей ни в школе, ни в университете, но зато были старший брат и младшая сестра. Но четыре года назад Герберт погиб, сгорел в пожаре, и все в моей жизни без него рухнуло. Под моими ногами не осталось почвы. С тех пор я постоянно пребываю в состоянии затянувшейся депрессии. Я сам осознаю, что со мной происходит, но не стараюсь это как-то исправить. И страшные истеричные состояния наедине с собой с не менее страшными последствиями я тоже никогда не старался остановить.
Я долго ворочался в постели, пытаясь уснуть, но за редкий выходной день так и не удалось отдохнуть. Мысли сменяли друг друга, и в итоге из головы не желала уходить случайная встреча. Одна часть души считала незнакомца маньяком и полностью одобрила побег от такой личности, но другая часть мучила, напоминая о вечном холоде и одиночестве, которые, такие любимые, порой становились невыносимыми.
Устав лежать, я сел на ставшей безумно неудобной кровати, притянув колени к груди и сложив на них руки, уткнулся в них носом, закрыв глаза. Я успокаивал себя тем, что через несколько часов вновь на работу, и в суете все дурацкие мысли забудутся. Вновь недовольные жизнью лица коллег, больных, их родственников, и я сам в роли такого же зомби, как и они, почти машинально выполняющего в своей работе все, кроме самих операций. Порой мне упорно казалось, что я умел думать только рядом с операционным столом. Только тогда я жил осознанно. А потом снова на разум будто нападала пелена.
От самоуспокоения меня отвлек тихий стук в дверь. Хотелось быстро притвориться спящим, но Лора, не дожидаясь ответа, робко вошла в полумрак комнаты, закрыв за собой дверь.
– Как ты? – она присела