У чёрной розы белые шипы…. Валерий Михайлов

      От жизни, от счастья земного

      Осталось всего-ничего.

      Сказать ли последнее слово?

      Кому – да и что мне с того!

      Ведь сердце оно не утишит

      И тамошний суд не проймёт.

      А здесь если кто и расслышит,

      То вряд ли когда-то поймёт.

      На ветер, на ветер, на ветер,

      На ветер бросал ты слова.

      А ветер едва ли заметил,

      Ему что слова, что листва.

      Не пашет, не жнёт и не сеет —

      Он звёзды, как искры, несёт.

      И всё, что ни есть, он развеет,

      И всё, что ни есть, не спасёт.

      Пустыня моря и земли пустыня

      Безумной тварью сплошь заселена…

      Осталась лишь одна пустыня неба,

      Она горит, безвылазно темна,

      Далёкими безумными огнями,

      Бессильными пространство растопить…

      И грезят души неземными снами,

      Которыми им остаётся жить

      В пустыне времени, безумном самом…

      А ей же всё на свете нипочём…

      Где вечно мне лететь – куда не зная —

      Безумной искры брошенным лучом.

      Сначала горлинки исчезли,

      С дымком их сизым воркованья,

      С таким флейтистым на рассвете

      Домашним тёплым говорком.

      А следом и дрозды пропали,

      В блестящих фраках музыканты,

      Певцы весенних, голых веток,

      Солисты синих вечеров.

      И даже воробьёв не видно…

      Умолкли звонкие ватаги,

      Весёлые и шебутные,

      Неунывающих проныр.

      Теперь за окнами лишь скрежет,

      Бесцеремонный, наглый, злобный,

      Царапающий слух и небо,

      Невиданных пернатых тварей…

      Их звать – афганские скворцы.

      Поналетели… исклевали…

      Похоже, всё и всех, кто прежде

      Одушевлял согласным пеньем

      Сады, и парки, и дворы.

      Вчера воздушные мигранты,

      Они хозяйничают шумно —

      Завоеватели пространства,

      Разбойники исконных гнёзд.

      Взлетают с жадным треском стаи,

      Желты нацеленные клювы,

      Сверкают вострые глазёнки

      Шальным и яростным огнём.

      Людей они в упор не видят,

      Заряжены одним стремленьем

      К добыче. Глад ненасытимый

      Птиц гложет. Жжёт неугасимо

      Желание: клевать! клевать!

      Крушить и рвать что только можно:

      Плоть ягод, и плодов, и зёрен,

      Гнездовья, кладки, всё живое,

      Врагов крылатых и иных.

      И резать ржавым криком воздух,

      Покой чужой и ненавистный,

      Которому прощенья нету

      И быть, конечно, не должно.

      Вот этот скрежет надо бы простить

      Скворцам, поналетевшим из Афгана,

      Что разучились петь, им лишь бы есть и пить…

      Там