Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов. Ольга Косик
духовной семинарии. В конце документа машинописью приписано: «Из письма С. май 1924 г.». Возможно, мы никогда бы не узнали имя корреспондента, если бы кто-то не раскрыл своей рукой сокращение: «Самарина». Это письмо было послано вместе со списками архиереев, о которых говорилось выше[100].
Александр Дмитриевич Самарин в 1915 г. был обер-прокурором Святейшего Синода. Его кандидатура была выдвинута на Московском съезде епархиального духовенства и мирян на Московскую митрополичью кафедру группой делегатов-мирян во главе с М. А. Новоселовым при участии Н. Д. Кузнецова, князя Е. Н. Трубецкого, С. Н. Булгакова. Выдвижение мирянина на архиерейскую кафедру было событием беспрецедентным, другим кандидатом был архиепископ Тихон (Беллавин), будущий Патриарх, которого и избрали. На Соборе 1917–1918 гг. А. Д. Самарин исполнял должность товарища Председателя Священного Собора. Возглавлял правление Совета объединенных приходов г. Москвы. А. Д. Самарин был очень влиятельным, авторитетным и стойким церковным деятелем, который, как и архиепископ Феодор, ревностно следил за контактами Патриарха с властями, беспокоясь, не будет ли допущен опасный для Церкви компромисс.
М. Е. Губонин включил в свой сборник «Современники о Святейшем Патриархе Тихоне» рассказ Г. И. Червякова «Самарин в Донском монастыре», где говорилось:
«Передавали, что А. Д. Самарин, в обществе другого, такого же, как он сам, бывшего высокопоставленного лица, в 1923 г., по освобождении Святейшего из заключения, будучи весьма чувствительно затронутым известным заявлением Патриарха на имя Верховного Суда РСФСР, об изменении ему меры пресечения и проч., решил лично проверить подлинность этого, опубликованного в мировой печати документа, к которому весьма многие и у нас, а особенно за границей, отнеслись как к самой явной фальшивке. С этой целью они направились в Донской монастырь. <…> …Явившись в Донской на аудиенцию к Святейшему и убедившись из его недвусмысленных слов в том, что заявление действительно написано им лично, хотя, конечно, не без согласования с кем следует (да и странно, если бы было иначе!), – “высокие” визитеры демонстративно удалились, бросив на прощание следующую фразу: “Тогда этот визит наш – последний и, простите, мы больше не будем впредь тревожить Ваше Святейшество”.
В ответ Святейший Патриарх будто бы ничего не ответил и лишь слегка пожал плечами, разведя руки: вам, мол, виднее!»[101]
Автор письма, о котором говорилось выше, с большим сожалением упоминает о заявлении Патриарха о лояльности, однако вместе с тем он отмечает, что власти не смогли уронить авторитет Патриарха, несмотря на все их усилия.
«Противостоять ГПУ может только Патриарх, – пишет автор, – потому какая-то сила явным образом охраняет его, и над ним при всем своем желании не решаются учинить явного насилия»[102].
Самарин считал, что «Патриарх, к сожалению, легко обнаруживал слабость воли, легко поддаваясь влиянию окружающих». «Я не сомневаюсь, – писал он, – что им не руководит
Большие фрагменты этого письма приводятся в статье:
Архив ПСТГУ. Современники о Святейшем Патриархе Тихоне. Рукопись.
Архив Свято-Троицкой Джорданвилльской духовной семинарии. Ф. «Тальберг». Кор. 12. Папка 8.