Лобное место. Роман с будущим. Эдуард Тополь
пивом? Только не смотри на меня как на психа. Я алкаш, но не шизофреник.
– Сережа, все психи так говорят.
– Может, и говорят, но кино не снимают. А я завтра днем буду в ЦДЛ снимать Булгакова, а ночью на Красной площади – «Их было восемь». И знаешь почему ты угадал название? Потому что это ты напишешь сценарий.
– Секунду! – сказал я. – Две бутылки назад ты сказал, что будешь снимать этот фильм в две тысячи тридцать четвертом году. А теперь – что завтра ночью. Ты все же определись. По бутылке на десять лет – это не много?
– Тоша, – мягко произнес Акимов. – Я не антисемит, лысыми клянусь. Но иногда твои подначки выводят меня из себя, и я могу снова дать тебе в рожу.
– Спасибо, что предупредил, – и я правой рукой взял за горлышко пустую бутылку.
Акимов проследил за этим жестом и тоскливо перевел взгляд за окно. Там уже смеркалось.
– Н-да… – Он посмотрел на часы. – Без четверти десять. Через пятнадцать минут супермаркет закроется, мы останемся без пива.
Я понял его намек и сказал:
– Хорошо. Я даю тебе три минуты на честное признание – зачем и с кем ты стырил мосфильмовскую «Волгу». Если скажешь, мы за пять минут добежим до супермаркета.
– А может, наоборот? – попросил Серега. – Я тебе всё расскажу, клянусь!
И умоляюще заглянул мне в глаза.
10
– Старик, – сказал Акимов. – Через двадцать лет «Мосфильм» будет совсем другим…
В супермаркете на улице Пырьева немецкого пива уже не было, мы взяли чешское «Пльзеньский Праздрой» и сидели теперь во дворе акимовского дома на той самой скамейке, где он меня нокаутировал. Было сколько-то после десяти, жара спала, никто не скрипел на детских качелях, и вообще, было хорошо. Конечно, от немецкого пива было бы еще лучше, но все хорошее всегда кончается быстрее, чем нужно. К тому же говорить о демонстрации в защиту Чехословакии правильнее под чешское пиво.
Акимов допил первую бутылку и продолжил:
– Тогда, в две тысячи тридцать четвертом, мы уже не будем снимать ни телесериалы «Боронины-Хренонины», ни ремейки «Кавказской пленницы». Мы будем делать настоящее кино, – и он поднял руку, упредив мой вопрос «Откуда ты знаешь?». – Стой, не перебивай! Я знаю, потому я там был. Ты же видишь, я абсолютно трезвый. А позавчера, когда увидел на нашей площадке Наталью Горбаневскую – ну, не ее, конечно, а ту актрису, которая ее сыграет, – я был еще трезвей. Так?
Я молчал. Я решил дать ему высказаться до конца, какую бы чушь он ни нес.
– Вот, – удовлетворенно сказал Акимов. – Вчера у нас съемки не было, я мог себе позволить, но у меня закон – если я накануне принял больше пол-литра, то на следующий день отпиваюсь только чайным грибом. Ты гриб видел у меня на кухне? Не видел? А еще писатель! Ладно, проехали. Поскольку позавчера мы с Ярвашом нажрались так, что ночью завалились к Безлукову, то вчера я, вообще, ни грамма! Только гриб! Ну, ты меня видел…
Я не сдержался:
– Я тебя видел под яблоней, и мы с тобой пили не гриб, а коньяк.
– Вот! – сказал Акимов. – Вчера я нарушил свой закон! Представляешь?