Хендерсон – король дождя. Сол Беллоу
лягушек. Я понимал, что арневи вынуждены сейчас питаться хлебом печали, и потому выразил надежду, что мое присутствие не обременит их.
Айтело переводил мою речь. Когда он перечислял беды племени, лицо королевы продолжала озарять улыбка – долгая, как лунная дорожка на поверхности моря.
Я был тронут и поклялся себе, что буду действовать. «Пусть погибну, но прогоню или уничтожу лягушек».
Потом я сказал Ромилею, чтобы он доставал из мешка подарки. Первым появился полиэтиленовый дождевик в таком же пакете. Я нахмурился: подарок был смешон в засуху и вообще пустячный. Меня оправдывало то, что я путешествовал налегке, и вдобавок намеревался преподнести ей другой, бесценный подарок – избавить арневи от всех напастей. Но королева была рада дождевику и захлопала в ладоши, а ее прислужницы – те, которые были с малолетними детьми, – подняли малышей высоко над головой. Мужчины, как водится, засвистели. Много лет назад Вэнс, сын шофера, попытался научить меня свистеть. Но сколько я ни совал два пальца в рот, у меня ничего не получалось. Поэтому я решил попросить кого-нибудь из африканцев научить меня свистеть. Это послужило бы мне наградой за мои старания.
– Простите меня, принц, – сказал я Айтело. – Понимаю, что мой подарок не достоин ее величества, тем более…
Принц успокоил меня: тетушка счастлива получить дождевик.
Подарки – разные безделушки – я выбирал по объявлению в спортивной секции воскресной «Нью-Йорк таймс» и магазинчикам на Третьей авеню. Принцу я подарил компас с прикрепленным к нему крохотным биноклем, в который мало что можно разглядеть, а сестре королевы, Мталбе, охотнице до курева, – австрийскую зажигалку. Мталба была особа в теле, некоторые части ее фигуры, особенно грудь, были настолько велики, что кожа порозовела от натяжения. В некоторых частях Африки женщины специально полнеют, чтобы считаться красавицами. На Мталбе, как на кочане капусты, было с полдюжины одежек, и недаром – иначе тучное тело расползлось бы, словно тесто из квашни. Руки у нее были выкрашены хной, а стоящие торчком волосы – темно-голубой краской. В общем и целом она выглядела ухоженной, довольной жизнью и была, вероятно, любимицей в семье.
Сестра королевы положила мою руку себе на грудь и произнесла: «Мталба. Мталба охонто» («Мталба. Ты нравишься»).
– Она тоже мне нравится, – сообщил я принцу.
Тем временем королева надела дождевик. Я попытался объяснить назначение подарка, но Айтело не мог перевести слово «водонепроницаемый». Тогда я взял рукав плаща и лизнул его. Виллателе истолковала мое движение неверно и лизнула меня в ухо и в покрытую щетиной щеку. Я едва не вскрикнул от неожиданности.
– Не кричать, господин, – услышал я совет Ромилея.
Королева прижала мою голову к груди.
– А это еще зачем?
– О’кей, господин, все в порядке, – объяснил Ромилей.
Айтело выпятил губы, давая понять, что я должен поцеловать его тетушку в живот, поскольку мне оказана особая королевская милость.