Черешенки. Бадри Горицавия
от капель бетонной дорожке. Солнце сорвало со своего лица паранджу туч и уже вовсю жарило. Слева от меня линия сараев, справа низкий длинный заборчик, за ним бараки. Абсолютно бесцельно шлёпал я босыми ногами по тёплому бетону, пьянеющий с каждым шагом и с каждым вдохом. Дождь и гроза вычистили воздух до состояния выдоха ангела. Я не дышал им – я его пил. Жадно и взахлёб. А когда дошёл до последнего в линии сарая, во мне всё остановилось. Сначала это сделали глаза, через секунду – ноги. Удивление залило голову до краёв. За тем сараем была площадка для складирования угля, отгороженная с трёх сторон старыми листами железа, снятого с какой-то крыши. Обычно в конце лета или в самом начале осени к ней подъезжал полный самосвал и разгружался. После уже вёдрами и тележками жители растаскивали чёрное топливо по своим сараям. Покупать машину угля целиком было намного выгодней, чем привозить его мешками. Но до лета было ещё далеко, и за листами железа угля ещё не было. Так-то оно так, но в тот момент площадка не оказалась пустой, но вместо привычного чёрного цвета она была белой.
«Что за чудеса!» – непонятное стукнуло мне по вискам. Передо мной на земле был кем-то каким-то образом нарисован абсолютно белый квадрат. Потом я приблизился ближе, вгляделся, и височное постукивание тут же прошло. «Ага», – сказал я про себя. Повернул голову назад и снова, но уже вслух, сказал:
– Ага.
Я даже закивал подбородком и прищурился, словно опытный сыщик.
А дело было вот в чём. Напротив площадки находился барак, в крайней квартире которого жило семейство Олега Немого. У них тоже, как и у всех, был свой палисадник, но они не сделали из него, как все, огородик. В их палисаднике росли только вишнёвые деревья. По весне их облепляли бесчисленные белые цветки и пчёлы, летом – сочные, сладкие вишни, ну и, конечно же, мы – мальчишки.
Вот и вся разгадка: белыми лепестками от вишнёвых соцветий была выстелена площадка для угля. А художником являлся недавний ветер. Это он перекрасил чёрный квадрат в белый. Посносил цветки с деревьев и невидимой метлой замёл их на огороженный мольберт.
«А так даже лучше», – подумал я. Подумал бы и ещё что-нибудь, наверняка, но мысли мои резко оборвал рыжий котяра. Он словно с неба свалился прямо в центр того самого белого квадрата, которым я любовался. Через секунду котов уже стало двое: к рыжему присоединился ещё и чёрный. Они тут же сцепились в неистовой драке. Под оглушающее шипение чёрно-рыжий клубок запрыгал, завертелся по белому рингу. Всё закончилось стремительно – так же, как и началось. Хвостатые бойцы разбежались в разные стороны, облепленные вишнёвыми цветами, и наверняка каждый из них был уверен в своей победе.
– Май. Вот они и бесятся, бродяги, – услышал я сзади знакомый голос и повернулся. На пороге своей квартиры сидел и курил дядя Боря, отец Олега Немого. Он всех почему-то называл бродягами.
– Да, – коротко согласился я с ним, а мысли были заняты совсем другим. Мне было жаль разрушенное майскими котами старание ветра. Вздохнув, я пошлёпал